Очевидно, итальянец лишь несколько минут назад вошел в дом, даже китель еще не успел снять.
Юная велосипедистка, все это время просидевшая на руках Бамбинианы, вдруг просияла, как начищенная рында, и метнулась к капитан-лейтенанту, который радостно открыл ей объятия.
— Babbo! Babbo![91]
Глава 22
СЛИШКОМ МНОГО ЛЮБВИ…
Имей мужество жить в опасности!
Оперативная сводка:
13 ноября 1941 г. в 90 милях к востоку от Гибралтара U-81 тяжело повредила единственный авианосец гибралтарского отряда «Арк Ройял», который во время буксировки затонул в 25 милях от берега. 25 ноября U-331 обнаружила у ливийского побережья линкоры «Куин Элизабет», «Бархэм» и «Вэлиант» из состава александрийской эскадры, шедшие зигзагом в охранении 9 эсминцев, проникла под кораблями охранения внутрь строя и с дистанции 4 каб. четырьмя торпедами потопила линкор «Бархэм». С кораблем погибло 860 человек. U-331 благополучно ушла от преследования. Подводная лодка U-557 в ночь на 15 декабря потопила в районе Александрии крейсер «Галатея».
— Тобрук обречен. Роммель обещал взять его за 48 часов, — уверенно начал Рёстлер, поглаживая подлокотник кресла. — И сделает это, если макаронники не будут ему мешать. А дальше — дорога на Каир открыта, а там — Суэц.
— Представь себе, Ганс, я тоже слушаю радио. Мне не надо пересказывать речи твоего приятеля. Я их выучил наизусть уже. Находясь где-нибудь в Бразилии, им действительно начинаешь верить, — старший Демански умел припереть собеседника к стенке, даже если это был такой хитрый угорь, как Рёстлер. В нем удивительно уживались повадки иезуитского священника и манеры истинного аристократа. В сочетании с типичной богемской внешностью все это давало странный, можно даже сказать, мистический коктейль. Когда он пристально смотрел на собеседника, его светло-голубые глаза как будто стекленели. Этот взгляд было трудно вынести. А потому «душка-Ганс», сам предпочитавший быть удавом, а вовсе не кроликом, делал вид, что с увлечением рассматривает старинную французскую мебель в стиле империи. Вальтер Демански только что вернулся из Южной Америки. В мирное-то время это путешествие не из легких, а уж сейчас и говорить нечего.
— От Тобрука до Каира больше 700 километров, — сдержанно заметил Демански. — А на путях снабжения Мальта…
— Ну Мальта-то доживает последние дни, Вальтер, — хохотнул Рёстлер. — Ею теперь займется ваш… почти родственник…
— А что, он там?
— Он в Специи. Опять, как всегда, лихо прошелся по «томми». Вы только представьте себе, вывел из строя нефтебазу целого порта и кушает теперь себе спокойно «Форината», [92] запивает «Кьянти».
— Ганс, — раздался знакомый голос с другого конца гостиной. — Я бы попросила не упоминать при мне никогда этого человека. И тебя, папа, тоже.
Интонации ее были более чем выразительны. Примерно таким тоном ведет опрос свидетелей следователь тайной полиции.
— Вообще-то, дочка, «этот человек», как ты выражаешься, отец твоего сына…
— Папа! — перебила его Анна, и ее взгляд коротко сверкнул из-под бровей, как лезвие бритвы. — Папа, — почти прошептала она. — Все!
Она сделала жест руками, как будто хлопала по крышке ящика, растопырив пальцы, возможно, в ее воображении это была крышка гроба. Она замерла на некоторое время, и невольно в комнате воцарилась мертвая тишина.
— Вот так, — еле слышно сказала она и начала собираться.
— Эх, ты… Сходит по тебе с ума такой мужик, красавец, кавалер креста с дубовыми листьями… а ты все морду воротишь! — Рёстлер полагал, что имел право на подобные панибратские высказывания, он считался другом отца и был сильно старше ее. На дочь ему она, конечно, не тянула, но на младшую сестренку — вполне.
— Это пусть он там у себя в Париже с ума сходит. Спросите, вон, у вашей подружки, чем он там занимается. В свободное от службы родине и фюреру время… Вертер, блин, юный…
— Какая такая подружка? — недоумевал Рёстлер.
— Ну какая? Ханна разумеется. Ханна Эккер. Что, не работали никогда с такой?
Рёстлер растерянно покачал головой.
— А она вас помнит. Ну неважно. Вот спросите ее, короче, чем там занимается отец твоего внука, папа… (договаривала она, уже обернувшись к Демански-старшему.)
— Ханна Эккер? Ах да… — протянул Рёстлер. — Фотограф из «Берлинер Тагеблатт». И что она?
— Да ну вас всех! — воскликнула Анна и, подхватив сумочку у дворецкого, быстрым шагом сбежала по лестнице.
— Ну кто бы мог подумать… — задумчиво пробормотал Рёстлер. — Как тесен мир…
— Простите, я что-то пропустил. За что это наш друг получил дубовые листья? — удивился Демански- отец.
— Ну… было за что… — замялся Рёстлер.
— Эх… — махнул рукой Демански-старший, похоже, эта история его не очень-то интересовала. — Вся в мать… Бесполезно…
Он отхлебнул из стакана маленький глоток шотландского виски, покатал по нёбу, дождавшись, пока начнет щипать язык, и только после этого отправил порцию напитка в пищевод.
— Ганс, — мечтательная романтика сменилась металлическим тоном счетно-решающего устройства. — Я вывел активы из Штатов.
— Все? — так же серьезно спросил Рёстлер.
— Ну то, что можно было рассматривать как германскую собственность. Совсем уходить с рынка я не намерен…
— Штаты вступят в войну в течение месяца. Максимум двух…
Демански молча кивнул.
— В Бразилии все начинать на ровном месте. Это дикие затраты… Очень заманчиво, конечно, отличный рынок для наших технологий, но какой же это тяжелый труд…
— Шансы Америки примерно 50/50. Дальше уже как мы сыграем… Если Риббентроп и его раздолбай не будут вести себя как полные кретины — мы имеем серьезнейший шанс на успех. Мексика, Парагвай, Аргентина — просто ненавидят «гринго».
— Да, но Мексика слаба, хотя… при широкой международной поддержке, при наших советниках… И как ты верно заметил, если наши дипломаты не будут вести себя как кретины. Эх… бардак, бардак… когда же наконец в нашей Германии будет порядок… Наверное, никогда…
Демански хитро прищурился, глядя на Рёстлера, мол, что ты об этом думаешь?
— У японцев есть такая пословица: «Иногда камень плывет, а лист тонет». Взять хотя бы Монголию… Ведь куда более слабая, чем Мексика… а японцам задницу надрали.
— Не без помощи Советов…
