Проводы «девятки» Ройтера были очень торжественными. От СС прибыл сам Кальтенбруннер, а ВМФ представлял гросс-адмирал.
На пирсе яблоку было негде упасть. Все как положено, девушки с цветами, оркестр. Гросс-адмирал лично вручил Ройтеру пакет, который он должен был распечатать в открытом море. Да и так ясно, мы идем на соединение с группой «Муссон». Будем помогать нашим японским товарищам выносить америкосов. Не впервой. Теперь под прицелом у нас Лос-Анджелес, кстати, надо бы его поберечь, а то сынку нашего приятеля из Штрии придется серьезно потратиться на восстановительные работы.
Все, пора, отдан последний швартов. «На флаг и гюйс, стоять смирно!» За кормой забулькала взмученная винтами вода. Палуба качнулась, лодка тронулась. Оркестр вдруг сделал неожиданный переход от марша Кречмера к польке «Пивная бочка». Да так они это виртуозно сделали, как будто месяц перед этим репетировали. На трибуне почетных гостей произошло некоторое замешательство. Очень нелепо выглядел ответственный от партии. Сначала он оглянулся на Кальтенбрунера, потом на Дёница, потом попытался что-то предпринять сам. А что тут предпримешь? Бежать к дирижеру, отбирать у него палочку? Это очень глупо и смешно. Тем более что само по себе вовсе не гарантирует немедленное прекращение музыки. Но дело взял под свой контроль Папа. Как ни в чем не бывало, он поднес руку со своим адмиральским жезлом к фуражке, заодно как бы благословляя лодку. Ройтер равнялся на адмирала, держа руку у козырька. Кальтенбрунер, оглянувшись на командующего флотом, вскинул руку в партийном салюте, ему последовали несколько членов Партии. А оркестр продолжал куплет за куплетом играть «Розамунду», весело так, озорно. Никогда более Ройтер не слышал такого полного звучания этой песенки и такого яркого исполнения. Унтерхорст довольно улыбался. Все-таки его взяла! Только что его идея получила фактическое одобрение командующего флотом! Морской черт будет доволен, а это значит, что мы будем живы.
1 июля 1943 года в неравной схватке с врагом, проявив невероятное мужество и отвагу, погиб оберлейтенант Хельмут Ройтер, вместе с героическим экипажем своей подводной лодки. Вся страна склоняет знамена перед светлой памятью героев. Ройтер ушел, как подобает настоящему арийцу, оставаясь до последней минуты преданным делу партии и фюрера. Эта победа досталась врагу дорогой ценой. Фюрер присвоил Ройтеру звание капитан-лейтенанта и наградил его мечами к рыцарскому кресту. Его подвиг останется навеки в сердце любого немца.
Небольшая заметка в Volkischer Beobachter. Со страницы весело улыбался Ройтер на фото в траурной рамке. Анна внимательно изучила заметку. Казалось, она ничего не поняла. При чем здесь Ройтер? При чем здесь она?.. Молчала и долго курила, затем резким движением поднялась с дивана, подошла к окну. Она — прагматичная дочь прагматичного человека — понимала, что ничего поделать нельзя, что употреблять ее и чье бы то ни было влияние, даже Господа Бога, уже поздно, а потому просто молча смотрела в окно. Рёстлер внимательно наблюдал за ней. Она казалась растерянной. Действительно. Еще какие-то 3 недели назад Ройтер сидел вот в этой гостиной, пил чай и дурачился с юным Адольфом. Кто знает, возможно, если бы его что-то держало на берегу, он бы уже давно занимался аналитикой для штаба Дёница или преподавал в Мюрвике тактику или торпедное дело. Но выбор был сделан. И сделан именно в тот злополучный вечер. Анна не жалела. Она вообще никогда ни о чем не жалела. Она делала следующий шаг. А шаг всегда делать проще, когда у тебя кто-то стоит за спиной. Сейчас за ее спиной стоял Рёстлер. Как он там оказался? Некоторые вещи он умел делать бесшумно.
— Анна, — его голос прозвучал очень тихо, но тишина вокруг была такова, что он прозвучал резко и раскатисто, как удар грома. Анна поежилась, Рёстлер положил ей руки на плечи. Она откинула голову назад, чтобы стряхнуть со лба прядь своих золотистых волос, и Рёстлеру пришлось инстинктивно отстраниться, иначе бы затылком она ударила ему в нос. — Анхен, послушай, ребенку нужен отец…
Дождь, такой же, как в
— Пошел вон! — тихо, но твердо сказала она.
— Анхен… — Рёстлер попытался притянуть ее к себе.
— Вон!!! — взвизгнула Анна и угрем выкрутилась из его объятий. Когда она хотела, то могла быть настоящей фурией. — Все!!! Аудиенция окончена! Прощайте. И постарайтесь забыть дорогу в наш дом.
Рёстлер попытался еще что-то предпринять, но Анна неистово задергала шнур колокольчика. На пороге появился охранник. Папа позаботился о том, чтобы впредь ничего подобного истории с глазом не повторилось. Теперь все подобные ситуации будут пресекаться на корню! Охранником был двухметровый детина, из «Лейбштандарта». Человек, поразительно похожий на покойного Рема, с каменным лицом и с таким же, как у Рема, перебитым носом.
— Рольф! Проводите группенфюрера! — отчеканила Анхен.
Рёстлер был очень здоровым человеком. Если не знать о его интеллектуальных выкрутасах, можно было бы предположить персонаж из свиты Гаргантюа. Но Рольф был почти на голову выше Рёстлера. И мундир тут не помощник. «Лейбштандарт» — это вам даже не СС.
Анна пошла на прямую демонстрацию силы, давая понять, что время интриг закончилось. Его разгадали. Маски сброшены. А это, как известно, самое страшное для великого лжеца. Но Рёстлер умел проигрывать. Он с гордо поднятой головой прошагал через гостиную и на выходе чопорно щелкнул каблуками и поклонился.
— Всего доброго, госпожа Демански, надеюсь, ваше мужество позволит вам достойно перенести горе.
Он вышел. Анна слышала, как тяжелые сапоги протопали по лестнице, как завелся и отъехал блестящий черный Horch. Несколько минут она еще стояла, разминая в пальцах потухшую сигарету. Что-то ей мешало, и она никак не могла понять что. Щека была мокрой. Она инстинктивно смахнула с нее каплю, но это не помогло. Капля образовывалась снова, стекала на подбородок. Анна поняла, что это слезы. Как странно… Это ощущение было так ново для нее… Глупости какие… Истинные арийки не плачут. Да мне по барабану, что там делают истинные арийки. Я — Анна Демански, и Я — выше этого! Сделав несколько шагов, она упала на диван, зарылась в подушках, и комната наполнилась частыми всхлипываниями, переходящими в тихий вой. Шепотом, чтобы не дай бог не разбудить Ади.
Примечания
1
