— А, хочется! — продолжала Аниска. — А мне, думаешь, не хочется? А вот надо с тобой сидеть. И посуду мыть. И в избе убираться. А то мамка придёт, скажет: почему не убрано? Лизе от матери попадёт. А мне от Лизы ещё больше попадёт. Уж лучше вот я домою посуду да вымету…
— А-гы… — отвечал Николька.
— Да, тебе всё «агы». А у меня смотри какие руки! Чугунок-то в саже был. Ну это, Николька, всё ничего. А вот, знаешь, мне бы надо в лес сбегать. Мне бы на весь день… я бы тогда ронжу нашла. Отец говорит, у нас в лесу ронжи есть. Только далеко, за Лощинами, — он-то их видел. А знаешь, какие эти ронжи? Как полетят, как развернут крылья — так лес и осветят! Красные у них крылья-то. А я вот сколько хожу по лесу — никогда эту птицу не видела!
Никольке надоело сидеть на полу. Он закричал, забросил свою ложку под лавку. Аниска заторопилась:
— Ну подожди! Вот только блюдо осталось! Ну что, не можешь подождать, да? Ну сейчас, сейчас! Беру! Беру!
Аниска убрала посуду, взяла Никольку на руки и вышла из избы. Николька зажмурился от солнца.
— На лужайку пойдём?
— А-гу-у, — пропел Николька.
Аниска кивнула головой:
— Ну я так и знала, что тебе на лужайку хочется!
Лужайка была среди деревни, возле колодца — зелёная луговинка, наполовину затенённая старой липой. Здесь ребята играют в салочки и в горелки, здесь под липой на брёвнышках сидят по вечерам…
Но вышла Аниска с Николькой на руках из калитки, дошла до лужайки и остановилась, раскрыв от изумления свои серые косые глаза.
Лиза не убежала с девчонками на реку. Все они стояли здесь, сбившись в кружок, — и Катя, пушистая как одуванчик, и черномазая Танюшка, и курносая Верка, с розовыми, словно полированными щеками. Тут же лепился и Прошка Грачихин, белый с белыми ресницами, коренастый и по виду настырный.
И среди них Аниска увидела чужую девочку. Она была в коротком красном платье; аккуратные тоненькие косички с большими бантами лежали на плечах. Лиза кружилась возле неё, щупала её платье, разглядывала пуговки на груди. А Танюшка щебетала, как воробей:
— Ты на всё лето приехала? А с нами водиться будешь? А на реку пойдёшь? А на школьный участок пойдёшь?
Девочка улыбалась. Аниска заметила, что верхние зубы у неё немножко торчат. Но эти два маленьких белых зуба нисколько не портили её улыбки.
— Косуля пришла, — вдруг сказал Прошка и спрятался за чью-то спину: за «Косулю» Аниска и влепить не замедлит.
— Косуля? — спросила чужая девочка. — А почему же Косуля? Косули — ведь это животные такие. Ну, вроде оленей, что ли…
— А она же у нас косая, — объяснила Лиза, — у неё один глаз к носу забегает.
— Глаза по ложке, не видят ни крошки, — сказала румяная Верка и засмеялась.
А Танюшка сквозь смех скорчила рожу и вытаращила глаза, представляя Аниску.
Аниска стояла не говоря ни слова, будто не о ней шла речь. Она никогда не думала, чтобы у человека могло быть такое белое лицо, как у этой чужой девочки, и такие прозрачные нежные голубые глаза.
Эти голубые глаза весело глядели на Аниску:
— А как её зовут? Как тебя зовут, а?
— Аниска, — ответила за сестру Лиза и добавила, понизив голос: — Хоть бы причесалась. Вечно как помело!
— Аниска? Аниса, значит. Надо вежливо называть друг друга.
Чужая девочка подошла к Аниске и взяла её за руку.
— А меня зовут Светлана. Я к бабушке в гости приехала. Марья Михайловна Туманова — это моя бабушка. А это твой братик, да? Ой… какой маленький!..
— Это Николька, — сказала Аниска и покраснела.
Танюшка не вытерпела, дёрнула Светлану за платье:
— Не водись с ней. Она дерётся.
Аниска сразу нахмурилась и стала похожа на ежа.
— Вот и буду драться!
— Словно петухи… — негромко сказала Катя и улыбнулась, как большая на маленьких.
Светлана удивилась:
— А почему драться? Из-за чего?
Тут вся Танюшкина обида вырвалась на волю.
— Из-за всего! Она из-за всего дерётся! Крылья у слепня оторвёшь — дерётся! Кошку стали купать в пруду — дерётся! Мальчишки полезут за гнёздами — и с мальчишками и то дерётся!
Все постарались вставить словечко. И Верка, у которой Аниска однажды отняла лягушку и бросила в пруд. И Прошка, которому попало от неё за то, что он подшиб грача. И даже Лиза — Аниска ей житья дома не даёт из-за цветов: не толкни их да не задень их!
Только светлоглазая Катя молча глядела куда-то на далёкие облака. Ленивая у Кати была душа — ни бранить, ни защищать не хотела.
Светлана поглядела на Аниску с любопытством. Но вдруг неожиданно повернулась к девочкам и сказала:
— Ну, а раз ей их жалко?
Скуластое Анискино лицо потемнело от жаркого румянца. Глаза засветились, как вода в калужинах, когда в них заглянет солнце. Светлана заступилась за неё! Она сразу всё поняла и никого не послушала!
Тут Николька неожиданно закапризничал и заплакал. Аниска вспомнила, что не покормила его. Она почему-то была уверена, что если Никольку не покормить вовремя, то он может сразу умереть. Она испугалась, прижала его к себе и побежала домой.
Светлана удивилась этому. А потом легко догнала её и, расставив руки, загородила ей дорогу.
— Аниса, ты куда? Ты рассердилась?
Аниска широко раскрыла свои прекрасные, серые, немного косящие глаза. Это она-то рассердилась? Она! На Светлану!..
Аниска хотела бы сказать, что она даже и не думала сердиться, что, наоборот, ей весело, а Светлана ей вся — одна радость!.. Но вместо этого она пробурчала еле слышно:
— А что оставаться-то? Мне ещё избу убирать…
Светлана удерживать её не стала:
— Ну ладно. А потом приходи ко мне. Я тебе заколку дам. А то у тебя волосы какие-то косматые…
И отвернулась к девчонкам:
— Ну что ж — мы хотели на реку?
Девочки ответили хором:
— На реку! На реку!
Трава на усадьбах краснела от дрёмы и цветущего щавеля, золотилась от ярко-жёлтой куриной слепоты. Сладким, тёплым запахом тянуло оттуда. Аниска с крыльца глядела девочкам вслед, пока они не скрылись в кустах. Потом крепко прижалась лицом к Никольке.
— Ой, Николька! И откуда она взялась? Ты слышал, как она: «Аниса… Аниса»? И за руку взяла, а девчонки сразу и замолчали. Ой, какая девочка к нам приехала! А ты слышал? Она сказала, чтобы я к ней пришла!
Что случилось на свете? Какое высокое и какое ясное сегодня небо! Воробьи щебечут так радостно и неистово — праздник у них, что ли? А может, это у Аниски праздник?
