Хлеб, ветчина, майонез, помидоры и листья салата разложены на столе. Это угощение напоминает Сидни о потрясающих хлебцах, которые когда-то пек мистер Эдвардс. Она делает себе бутерброд и с благодарностью откусывает от него. Она не ела с раннего утра.
Сидни садится рядом с Джули к кухонному столу. Она инстинктивно ищет трещину в дереве, за которую цеплялись ее свитера.
— Как ты? — спрашивает Сидни. — Как ты на самом деле?
Лицо и нос Джули немедленно краснеют.
— Мне очень тяжело! — восклицает она.
— Я знаю, — говорит Сидни, хотя, конечно же, она не знает. Не до конца. Ее родители живы и, судя по всему, здоровы, все еще разговаривают друг с другом, хотя и не особенно дружелюбно. Был Дэниел, но это было другое, оно окончилось прежде, чем Сидни успела что-либо осознать.
Джули берет из рассыпавшейся стопки бумажную салфетку и сморкается.
— Я в порядке, — говорит она. — Почти. Элен приезжает на выходные. Ах да, у меня будет выставка.
— Здорово! — говорит Сидни. — В Монреале?
— В пригороде Монреаля. Это коллективная выставка. Я выставляю три картины. Надо было привезти слайды.
— Я бы с удовольствием побывала на этой выставке. Когда она состоится?
— В январе.
— Тогда я приеду.
— Правда? — радуется Джули, ее лицо сияет. — Там будет вечеринка. Элен говорит, наверняка будет.
— Конечно же, я приеду, — повторяет Сидни, только сейчас осознав, как тяжело ей будет опять побывать в Монреале.
Рядом с ней Джули складывает, разворачивает и опять складывает чистое полотенце. Это напоминает Сидни о голубом платке, теперь хранящемся в одном из ящиков ее квартиры.
— Я не могу поверить, что его нет, — говорит Сидни. Она так ясно видит пакет «гамми-лобстеров» в руке мистера Эдвардса, пятна от сока омаров на его светло-зеленой тенниске.
Мистер Эдвардс держится за живот и сокрушается из-за съеденного за завтраком пончика.
— Он был бы рад твоему появлению, — говорит Джули.
— Мне очень жаль, что я не знала, — говорит Сидни. — Я бы приехала раньше.
— Я понимаю! — восклицает Джули. — Бен говорил, ты откажешься, но я была уверена, что ты захотела бы приехать.
— Ты не думала о том, чтобы позвонить мне? — спрашивает Сидни.
— О Господи, Сидни! — говорит Джули. — Я всего-то написала тебе сотню писем.
У стойки миссис Эдвардс заворачивает ветчину и салат. Она убирает продукты в холодильник. Сидни чувствует в этом легкий укор за то, что она сама этого не сделала. Она встает и несет к раковине стакан и тарелку.
— Ты не захочешь ночевать в своей старой комнате, — провозглашает миссис Эдвардс.
Сидни удивленно оборачивается к ней.
— Я не могу остаться на ночь, — объясняет она.
Хотя слова миссис Эдвардс трудно было истолковать как приглашение, она выглядит обиженной.
— Я думала, ты останешься, — говорит она.
— Пожалуйста, останься, — умоляет сидящая за столом Джули.
Сидни качает головой.
— Я не могу, — повторяет она.
— Но до обеда ты ведь можешь задержаться? — спрашивает миссис Эдвардс.
Посмотрев на хозяйку дома, а затем на молодую женщину, совсем недавно потерявшую отца, Сидни решает: «Да, я могу задержаться до обеда».
Сидни загружает посудомоечную машину, и ей кажется, что она нечаянно опять исполняет отведенную ей роль — нечто среднее между гостьей и прислугой. Джули ушла наверх — упаковывать вещи в своей комнате. За спиной Сидни миссис Эдвардс вытирает гранитную стойку. «Эта стойка, наверное, уже стерильная», — думает Сидни.
— Ты мне никогда не нравилась, — тихо произносит миссис Эдвардс. — Я не могу делать вид, что это было не так.
Сидни держит в руке стакан, чей-то стакан. Несмотря на то, что прозвучавшее утверждение абсолютно истинно и на то, что для Сидни это не новость, она не верит своим ушам. Она медленно оборачивается к хозяйке дома.
— Наверное, мне должно быть стыдно, — продолжает миссис Эдвардс, не глядя на Сидни, — но я не могу притворяться. — Ее рукава закатаны до локтей, вены на руках вздулись. — Я не хочу делать вид, что не обрадовалась, когда Джефф… когда Джефф сделал то, что сделал. Не то чтобы я действительно обрадовалась, — поясняет она, складывая тряпку и еще раз вытирая то самое место, которое она все это время полировала. — Мне было стыдно перед гостями, возникла куча проблем. Это все так. Но было также и облегчение. Я не могу этого отрицать.
Сидни не знает, что ей на это отвечать.
— Я смотрела, как ты уходишь, — продолжает миссис Эдвардс, — и я сказала себе: вот и все.
Сидни ставит стакан и вытирает руки бумажным полотенцем.
— Наверное, мне лучше уйти, — тихо говорит она.
— О Боже, не уходи, — произносит миссис Эдвардс таким тоном, как будто Сидни вообще ничего не поняла. И только теперь она поднимает на Сидни глаза. Возможно, она уже много месяцев готовилась к этой исповеди. — Нет, ты только что приехала, не уходи так сразу. Бен и Джули тебе рады. Им пришлось нелегко. Особенно в отсутствие Джеффа… — Миссис Эдвардс на мгновение поднимает глаза к потолку. — Нет, теперь ты здесь желанная гостья, — говорит она. — Я совсем не это хотела сказать. Я хотела сказать, что знаю, что всегда вела себя грубо по отношению к тебе. И я, знаешь ли… Мне очень жаль, вот и все.
Это ужасающее признание. Сидни пытается придумать ответ, которого, похоже, ожидает миссис Эдвардс. Молчание затягивается.
— Ты не знаешь, что сказать, верно? — спрашивает миссис Эдвардс. — Для тебя это, вероятно, потрясение. Для нас тоже, хотя мы к этому готовились несколько месяцев. Но это не имеет значения, верно? Время. Его никогда не хватает.
Миссис Эдвардс на мгновение прекращает полировать стойку и замирает с закрытыми глазами, словно пытается побороть икоту.
— Просто мне его так не хватает, — говорит она. Она закрывает лицо согнутой рукой, тряпка болтается у нее между пальцами.
Сидни, не зная, что делать, подходит к женщине. Осторожно касается ее локтя.
Миссис Эдвардс вздрагивает, как будто ее ударило током.
Сидни ищет убежища в ванной наверху. Она подходит к окну, отдергивает шторы и смотрит на болото, мшисто-зеленое и красновато-коричневое в лучах послеполуденного осеннего солнца. Глубокие борозды в грязи наполнены водой. В вышине парит стая птиц — воздушное шоу над лугами. Птицы меняют цвет крыльев с серого на белый и обратно, выписывая изумительные восьмерки и при этом ни на секунду не нарушая строя. «Им это просто нравится», — думает Сидни.
К северу на холме виднеется дом со сверкающим белым фасадом. Сидни замечает на болоте лису. Время от времени она слышит рев моторов. Вдоль всей дороги заросли диких роз и еще какие-то кустарники образуют почти непреодолимую стену. Со своего места Сидни виден задний двор соседнего дома. Тонкая
