спрашивали глаза друга. «Еще бы!» – подмигнул я в ответ. Сбросив наконец свою хмурость, Сашка захохотал и вскоре подхватил мотив. Бойцы допевали песню с улыбками. Теми радостно-злыми, полными агрессии, уверенными улыбками, которые не сулят врагу ничего хорошего. Гордость – вот что я чувствовал в тот момент! Эх, видела бы меня сейчас Арлета. Жаль только, Шаман в состоянии радости пребывал недолго. Не прошло и нескольких минут, как мой друг вновь погрузился в тяжелые размышления.
Через три дня, к концу нашего перехода, я уже научился сносно ездить верхом. Конечно, не жокеем на ипподроме выступать, но все же. За время пути я специально под разными предлогами несколько раз отставал от основной группы, а потом догонял их, пуская Фишку галопом. К чести сказать, навернулся лишь один раз, правда, чуть живой остался. Странно еще, что не сломал ничего. Зато после таких тренировок мы с ней, по идее, не должны были сплоховать в бою.
К вечеру последнего дня нашего путешествия мы выехали из небольшого березняка на широкое пространство, и нашим взорам открылся освещенный лучами заходящего солнца огромный военно-полевой лагерь мидлонской армии. Отовсюду торчали конусообразные верхушки зелено-коричневых шатров, горели костры, суетились солдаты. Кто-то готовил в огромных котлах варево, кто-то чистил скакунов, кто-то натачивал клинки, а из глубины лагеря доносился звон мечей – и ведь нашли ребята чем заняться до приезда правителя. Молодцы, что ни говори.
Наш эскорт уже встречала шайка высших офицеров, с беспокойством высматривавших карету князя. Пока армейские верха выуживали Радзивилла на свет божий, к нашему поручику подошел делового вида мужчина без доспехов, с одним небольшим кинжалом за поясом, и начал объяснять что-то, указывая в сторону лагеря. Атом кивал в ответ, затем, когда мужик отвязался, приказал роте двигаться следом за собой. Спустя полчаса наше подразделение разворачивалось на самом отшибе войсковой стоянки, с западного края, с той стороны, где далеко за горизонтом готовили свое наступление мрачные обитатели леса. Когда шатры были разбиты, а костры разведены, Атом распределил обязанности дозорных, а сам, под предлогом созыва на военный совет, спешно удалился. Вот так-то: князь нас с Шаманом на совещания уже не зовет. Будто пользы от пришельцев там никакой. Хотя, возможно, и вправду никакой? Куда нам средневековыми боями ворочать! Хорошо хоть из уважения к почетным гостям княжества выделили двухместную палатку. Остальным солдатам достались чуть ли не тканевые бараки на пару десятков персон.
Зато вместо бессмысленной толкотни среди матерых мидлонских вояк на совете можно было просто передохнуть с дороги. Это раньше я удивлялся: с какой радости большинство всадников из книг и фильмов так утомляются после долгой езды. Вроде сиди себе целый день, знай только на каурую покрикивай, – ан нет! Во-первых, амортизаторами лошади не оборудованы, поэтому колбасит в пути так, что из головы полностью вытряхиваются все посторонние мысли, остаются лишь рефлексы. Прямо как на дискотеке. Во- вторых, после поездки я понял, отчего у ковбоев такие кривые нижние конечности. Соскочив с Фишки, я осознал, что стойка «смирно» в идеале будет мне подвластна еще не скоро – свести ноги вместе никак не удавалось. В-третьих, между этими самыми ногами чертово седло жутко натерло, поэтому, даже если б меня так не раскорячило, все равно пришлось бы ходить той же самой походкой, чтоб лишний раз не травмировать раздраженную кожу.
Шаман тоже выглядел так, словно еще не слазил с коня. Небось натерпелся в пути, как и я. Возможно, из-за этого возникало ощущение, будто мой друг вел себя несколько нервным образом. Расхаживал туда- сюда, сосредоточенно уставившись в землю, словно искал муравейник, губы сжал в тонкую бледную ниточку, на вопросы чуть ли не огрызался. Странно, Сашке подобное эмоциональное состояние не свойственно. Неужели так нервничает из-за возложенной задачи?
Делать нечего, Шамана пришлось оставить в покое. Я присоединился к солдатне у костра, где среди остальных расположились знакомые мне Черпак с Прутом. Все расселись полукругом перед Дроздом, который увлеченно рассказывал сослуживцам какую-то армейскую байку. Мне освободили немного места, чтобы присесть, и вручили плошку с горячей похлебкой. На вкус местная стряпня оказалась вполне съедобной, можно даже сказать, вкусной.
Пока я с удовольствием заполнял пустоту в желудке, выяснилось, что рядовой Дрозд, оказывается, рассказывал солдатам про наш недавний поход на казмадские земли. Вдоволь одаренный мастерством рассказчика, воин упомянул и про то, как мы прикидывались цирком, и про тучи шпионов вокруг, и про подброшенный камень-жучок, и про битву на холме с сотнями врагов. Не забыл про мой спуск за Живыми доспехами, про змеиного князя в склепе, со свитой из кошмарных прислужников. Расписал в красках наше феерическое цирковое выступление в небольшом казмадском городке и похвастался тем, как мы ускользнули от преследования всей королевской армии. Ну и про убийство Ванко, естественно, поведал. Про то, как их отряд разнес половину свиты короля, а Шаман – вторую половину. Смачно рассказывал рядовой, со всеми настоящими и ненастоящими подробностями, с чувством, с выражением, заставляя каждого слушателя ждать окончания, увлеченно раскрыв рот.
Хорошая у Дрозда получилась сказка на ночь, да и закончилась аккурат перед отбоем. Бойцы похвалили рассказчика, пара человек, само собой, окрестили повествование брехней, и вскоре вся летучая рота, позевывая, разбрелась по шатрам. Дозорные заступили на посты, а я, с трудом отыскав во тьме свою палатку, заполз внутрь. Шаман уже был там – он сидел в позе лотоса и медитировал. Я не стал мешать другу, тихонько завалился на бок и отключился.
Как-то я уже упоминал, что сплю довольно крепко, поэтому никак до сих пор ума не приложу, что заставило меня проснуться в ту ночь. Вроде никто вокруг не шумел, и кошмаров не снилось. Но факт есть факт – я был разбужен. Пламя костра, полыхающего неподалеку, просвечивало сквозь ткань палатки, где-то громко трещали цикады, перебиваемые ритмичным храпом сладко спящего батальона солдат. Когда глаза более-менее привыкли к темноте, я увидел слегка колышащуюся полу входа в шатер, хотя ветра на улице вроде как не было. Наспех оглядевшись по сторонам, выяснил, что Шамана внутри нет. И куда он поплелся, на ночь глядя? Может, решил вздремнуть на свежем воздухе? Я вылез наружу, чтобы убедиться, и успел лишь заметить стремительно скрывающуюся во тьме фигуру – Сашкину, судя по плавности движений. Вот это было странно. Сон развеялся мгновенно, я быстро вскочил на ноги и тихонько припустил вслед за другом. Хорошо, что перед сном догадался снять кольчугу, а то переполошил бы воинственным звяканьем на бегу весь лагерь.
Шаман явно выбрал себе дорогу в обход всех дозорных и направлялся на запад, в сторону Крипета. Да еще при этом напялил едва различимый во тьме костюм ниндзя. Что же он удумал? Я все сомневался, не окликнуть ли друга, но вскоре, метров через триста от лагеря, он сам вдруг остановился, настороженно замер на пару мгновений и неспешно обернулся ко мне. Я тоже притормозил.
– Зря ты, Арсений, за мной пошел. – В голосе друга сквозила грусть. – Чего ты вообще всполошился? Я же вроде бесшумно вышел.
Все-таки заметил! У него локаторы вместо ушей, что ли?
– Как-то само получилось. А что такое, Саня?
Друг на секунду задумался.
– Ну и что мне с тобой делать? Эх! – наконец махнул рукой Шаман и сел на землю. – Присаживайся, так и быть, расскажу. Надо же, чтоб хоть кто-то знал.
Я украдкой подошел поближе, плюхнулся в траву, приготовился слушать.
– С чего ж начать? – задумался Сашка. – Помнишь, я говорил, что немного болею?
– Угу, – отозвался я.
– Так вот, болезнь моя редкая, можно даже сказать – уникальная. Кроме тебя, об этом никто не знает. Арсенал, у меня врожденная неоперабельная опухоль головного мозга.
Повисла тишина. Вот так дела! Чего ж раньше-то не говорил, дружище? Я попросту не знал, как реагировать на такое заявление.
– Но непростая она у меня. Гормонпродуцирующая, – выговорил Саня странное слово. – Сидит моя опухоль в таком небольшом отделе мозга – называется гипофиз – и продуцирует гормоны. – Шаман откинулся назад, оперся на локти и, глядя в ночное небо, размеренно продолжал, будто все это рассказывал не мне, а детям в школе на уроке естествознания: – Гипофиз – главная железа внутренней секреции. В смысле он своими гормонами как бы регулирует все остальные гормоны в организме. А у меня, вместе с этой опухолью, гипофиз черт знает что пускает в кровь. Мои гормоны вроде как похожи на обычные, но действуют по-другому. Взять, например, адренокортикотропный. Знаешь такой?
