возможно, что он бы тут же распрощался со странными людьми и помчался не в полицию, конечно, а вообще подальше от всего этого, если бы вдруг не ощутил в себе глубокого интереса к прекрасной девушке, переодетой в глуповатого воришку. Ему почему-то очень не хотелось расставаться с ней. А полиция не волк, в лес не убежит, если что…
И он выразил желание отправиться к самой главной особе. Расселись по своим машинам и поехали.
Возвращаясь с проклятой Пахоцкой улицы, где я оставила нашу преступную группу на месте пре… нет, проступка, я поспешила еще из машины, воспользовавшись красным светом, позвонить комиссару Вольницкому и наврать ему с три короба:
— Лишь после того, как вы от нас ушли, мы сопоставили… короче, это может оказаться важным для вас. Марта, ну та лошадница, ничего не знала о преступлении, а именно она стала свидетельницей события, которое и заставило ее застрять в пробке. Это оказалась такая пробка… не из машин, а из людей, которые высыпали на дорогу протестовать. Там как раз вокруг, теплицы и питомники, так они высказывали свое возмущение проходимцем-садоводом. Вот мы и подумали, когда нам Марта рассказала. У вас убит садовод, а там люди протестуют против каких-то махинаций мошенников-садоводов. Может, это как раз по вашей части? И хорошо бы вместе с вами пришел ваш сержант, он в растениях разбирается…
Комиссар без церемоний прервал мою болтовню:
— Стоп! Вы сейчас дома?
— Дома! — опять солгала я, и тут включился зеленый. Уж не знаю, как мне удалось включить двойку, по принципу левой рукой через правое ухо.
— Сейчас к вам приеду, я тут недалеко. А Марта-лошадница тоже у вас?
— Тоже! — пришлось соврать в третий раз. Тут уже не только рук не хватало, но и глаз, и на дорогу смотреть, и Марту вызванивать. Хорошо, подвернулась разболтанная старенькая грузовая машина. Я пристроилась за грузовиком и притворяясь, что никак не могу его обогнать, стада набирать Мартин номер на сотовом. Наконец Марта ответила.
— Давай немедленно ко мне, мент сейчас ко мне едет!
Марта собиралась на лекцию и, мне показалось, с большим удовольствием от нее отказалась. Она еще не успела отъехать от своего дома, а от них до меня недалеко. Я отцепилась от грузовика, нажала на газ и успела-таки дома оказаться первой. Марта появилась тут же за мной. Я еле успела закрыть гараж и сменить обувь, как появился комиссар. О, вместе с сержантом, это здорово! Очень я надеялась задержать их у себя как можно дольше, чтобы Юлита с Ришардом успели не только произвести обыск в доме покойника, но и беспрепятственно этот дом покинуть.
Начала я, как положено, с кофе, чая и прочих проявлений гостеприимства, это заняло какое-то время. Но вот пришлось приступить к даче показаний.
Марта пожертвовала собой и первой принялась заговаривать зубы следователю. Я это оценила по достоинству, ведь девушка была по природе молчаливой, не из болтуний, а тут уж постаралась. В подробностях, не дожидаясь вопросов полицейского, сообщила не только о стихийном протесте садоводов и владельцев питомников, а также теплиц, парников и вообще дачных участков, но назвала точное время, а также фамилии тех людей, которых она знала. С некоторыми она даже разговаривала. А они устроили такую стихийную манифестацию в защиту своих интересов, требуя наказать нечестных торговцев растениями и прочих махинаторов, а также опасаясь заразы, болезней растений, которые эти преступники распространяют, из- за чего порой вымирают целые плантации. И проехать она могла лишь благодаря появлению дорожной полиции, можно проверить, из-за этого и припоздала. Вот только не знает, правильно ли называть пробкой не затор из автомашин, а толпу, полностью запрудившую дорогу? А люди ей знакомы, потому что приезжают к ним в конюшню за конским навозом. Он знаете какой полезный для питания растений! Особенно для выращивания шампиньонов, если его смешать…
Кажется, шампиньоны с навозом доконали комиссара, и он перебил разошедшуюся свидетельницу:
— Все это очень интересно, но оставим в стороне шампиньоны и навоз. А в криках людей из толпы вам не слышалась фамилия Кшевец?
— Там я такой фамилии, кажется, не слышала. Но очень много кричали о болезнях растений и людях, которые способствуют распространению этой заразы. Кажется, выкрикивали и название болезни растений, что-то вроде грибка или каких-то бактерий, и, когда я рассказала тете, она сразу связала эту манифестацию с деятельностью вашего покойника…
И тут выдохшаяся Марта махнула рукой в мою сторону, как бы передавая эстафету мне.
Я не заставила себя ждать, тут же подключилась, комиссар даже не успел задать мне вопроса.
— Вы сами, пан комиссар, были свидетелем, о чем вы пока не знаете, но я сейчас вам поясню. Когда прошлый раз вы снимали с нас показания, мне позвонили по сотовому, я еще решила — по работе, и ушла в кабинет. А это звонил какой-то совершенно незнакомый мужчина, он не представился, видно очень торопился, и спросил, покупала ли я саженцы сирени с красными полосками под ветками. Или ободками. У меня и в самом деле были неприятности с сиренью, которую мне доставил пан Кшевец, но на ней красных полосок не было, а у Марты на дороге много кричали о сирени, только она не успела вам рассказать, и если бы вы ее не перебили…
Еще подробнее Марты, кажется, уже третий раз я описала свои сиреневые перипетии, и сделала это с большим удовольствием, потому что они и в самом деле доставили мне много хлопот, так что эмоции бушевали во мне со страшной силой до сих пор. А потом — тут уж я попыталась себя сдержать и проявить дипломатическую сдержанность — я упомянула о магазине или конторе пана Кшевца, на которую вышла случайно…
Из разговора с комиссаром я как-то сразу поняла, что он там был и с владелицей небольшого магазина общался. Мне он, конечно, об этом не доложил, но, как только я заговорила о той женщине, в его глазах нечто промелькнуло, появился какой-то особенный блеск.
Уверена, что ему та строгая женщина и половины не сказала из того, чем поделилась со мной, а скорее всего, остановилась на четверти. И вряд ли призналась, что была увлечена проходимцем. Ну какой женщине приятно признаваться в собственной глупости и в том, что ее отшвырнули, как ненужную тряпку?
Коротко сказав буквально несколько слов о владелице небольшого участка, где нашел себе пристанище покойный Кшевец, чтобы его «контора» имела хотя бы постоянный адрес и телефон, я продолжала:
— Откуда он, черт побери, брал весь растительный брак, который всучивал людям за большие деньги? Ведь не от той женщины, у нее и участок небольшой, и товар первоклассный. И она сама возмущалась его махинациями. Откуда он брал бракованную сирень с красными полосками — специально помечал, что бракованная, паршивец, пусть ему земля будет пухом. Где раздобывал хвойные, с пересушенными корнями, подыхающие от болезней кусты, луковицы тюльпанов, подлежащие уничтожению как распространяющие заразу? Разумеется, из отбросов. Я случайно знаю, как должны выглядеть нормальные луковички.
Комиссар только слушал, сержант проявлял полное понимание и сочувствие к пострадавшим, в том числе и ко мне. Тут я переключилась на огромные суммы в счетах, которые негодяй мне предъявил, причем не постыдилась полностью признаться в собственной тупости и полной дурости, раз у меня железное алиби. Ладно, пусть выгляжу как разъяренная кретинка, раз такой оказалась в общении с профессиональным мошенником. Не будь у меня алиби, наверняка комиссар поставил бы меня во главе шеренги подозреваемых в убийстве. В состоянии аффекта, но все же убийства.
С полицейским же я поделилась сообщением, что подозревать пана Кшевца стала еще до своего отъезда, поэтому, уезжая, строго-настрого запретила тем родным и близким, на кого оставляла дом, пускать сюда этого проходимца. В подробностях описала, кому именно запретила. Боюсь, комиссар не раз делал попытки прервать мои излияния, но это было бы все равно что остановить разогнавшийся локомотив. Или прекратить извержение вулкана. Теперь я уже не лгала, меня и в самом деле понесло от всего, что я вытерпела от покойника, а тут подходящий случай выдавить из себя весь бушующий стресс.
