же тут девять отдельных кучек? Даже если учесть и некоторые половые отклонения от нормы, все равно столько не наберется.
Катя не стала томить, тут же приступив к объяснениям:
— Частная переписка — бабы и мужики. Счета — он платил, ему платили, опять отдельно бабы, отдельно мужчины. Служебные бумаги. Домашние счета. Научные, если можно их так назвать, анализы из разряда ботанических. Скандал. Он у меня складывается на основе изучения всей этой макулатуры, и не просто скандал, а грандиозное свинство. Гляди сам, тут все состряпано по принципу тяп-ляп, в беспорядке, отрывочно, не лежала у него душа к порядку, да и не нужно ему было стараться. К счастью, действовал он в довольно скромных масштабах.
Вольницкий тут же вспомнил заплаканную лаборантку и обрадовался, что уже начинает понимать, в чем дело. Кася подтвердила его догадку. Покойный был садоводом весьма нетипичным, он занимался тем, что на языке людей, причастных к разведению растений, называлось уничтожением ненужных и вредных растений, а фактически представляло собой нечто противоположное. Этот проходимец зарабатывал вдвойне. За уничтожение, правда, платили ему скромно, зато люди, приобретавшие у него подлежащие уничтожению растения, отстегивали громадные суммы, принимая их, растения разумеется, за вполне здоровые и жизнеспособные. Вот такая афера. Обман выходил наружу примерно через год, а то и через два-три года, в зависимости от того, что приобреталось. Вольницкий даже порадовался про себя, что такой аферист убит, иначе он просто не знал бы, кому направить дело. Отдел особо тяжких преступлений до сих пор с флорой не имел дела.
— Частной переписки немного, что кот наплакал, — продолжала Кася. — Теперь люди мало пишут писем, в ходу все больше и-мэйлы, факсы, эсэмэски, перезваниваются по телефонам. Но все же кое-что есть на бумаге. Больше всего снимков, и кое-что сохранилось в хорошем состоянии. Вот, гляди, прекрасная фотография девушки, дуреха влюблена в него по уши, а вот погибшая ирга. Я даже удивилась, ведь это очень выносливое растение. Увеличено, какой-то паразит по ней ползает, а на обороте приписка владельца погибшей ирги, что он садоводу этого не простит. К сожалению, без подписи. Я и то удивляюсь, зачем покойник сохранял такое свидетельство его собственной вины, должен был сразу уничтожить. Больше всего мне рассказали счета, а также замечания и приписки. Чаще всего какая-то Вивьен, та всю дорогу плачется, тоже нет фамилии, но телефоны имеются…
Вольницкий старательно записывал для себя ценные открытия Каси, тоже поделив лист бумаги на две половины — женскую и мужскую, причем получилось так, что на мужской половине сконцентрировались прежде всего счета, из чего следовало, что чувства безвременно погибшего пана Мирека не представляли отклонений от нормы и извращений. Среди же половины женской вызывали сомнения и возраст баб, и характер их взаимоотношений с покойным. Вот, скажем, некая Добромира Войтчак вполне могла исстрадаться как по жарким ласкам Мефистофеля, так и по причине гибели пузыреплодника калинолистного, который у нее вдруг загнулся, а должен был расцвести пышным цветом. Поскольку он близок спирее, его часто называют спиреей, и в июне высокий раскидистый кустик бывает сплошь усыпан крупными соцветиями с белыми цветками и красными тычинками… А тут он совсем захирел.
Спирею полицейский пропустил мимо ушей. На фоне Касиного отчета, а девушка, прекрасно разбиравшаяся в растениях, не желала таких подробностей, он записывал только самое существенное, с ужасом подумав, сколько людей ему еще предстоит опросить. Кася же упорно вернула его к спирее, а также к другим декоративным кустарникам, неприхотливым, зимостойким, долговечным и дьявольски красивым, цветущим из года в год: разным дернам, рябинникам, барбарисам, которыми владельцы участков украшали свои владения и которые закупали в больших количествах. Умная Кася опиралась на самые крупные суммы, фигурирующие в счетах, выставленных убитым садоводом своим клиентам, и советовала следователю учесть покупки редких и дорогих растений, а также повторяющиеся фамилии в счетах. Она, Кася, подсчитала, и у нее вышли три бабы и трое мужчин. Именно с них Кася и советовала комиссару начать свой титанический труд.
Нет, никто не предоставит ему нужного количества сотрудников, ведь у них такая мелочь — убийство ничем не выдающегося простого мошенника, он не связан с мафией, он не серийный убийца, он не политик, речь идет не о миллиардах, так кто же направит на расследование такого пустяка большую группу детективов? Придется ему обходиться собственными силами, ничего не попишешь.
Вольницкий хмуро попрощался с Касей, хотя и поблагодарил ее горячо за бесценный вклад в расследование, смирился со своей участью и, не теряя времени и энтузиазма, продолжил справляться со всеми трудностями собственными силами.
В старом кресле пана Мирека моей зажигалки не нашли.
Злой и расстроенный, пан Ришард вернулся домой, Юлита с Собеславом остались одни.
Имущество убитого брата пана Собеслава не волновало, наследство совершенно не интересовало, но вот сопутствующие обстоятельства заинтересовали сверх меры. Во-первых, странная кража, хотя до конца в правдивость всей этой истории он так и не поверил. Могла вся эта ненормальная компания и ошибаться, Мирослав все же вряд ли украл вдруг зажигалку клиентки. Глупо как-то, ни с того ни с сего. А во-вторых, и это главное, — Юлита.
Собеслав недаром был талантливым фотографом. Он сразу понял, что упаковка — дурацкая, безвкусная и потрепанная одежда — содержит внутри нечто чрезвычайно ценное. И не ошибся. Это оказалась потрясающая девушка, покорившая его с первого же взгляда. Она вызвала в нем восторг, который он чисто профессионально испытывал до сих пор лишь по отношению к ни с чем не сравнимым созданиям природы или прекрасным предметам. Это незабываемый восход солнца над морем или его закат в горах, тонкий очаровательный пушок на листочке полевого цветка — нечто единственное в мире и неповторимое.
Нет, он не может с ней расстаться, и ему без труда удалось убедить самого себя, что его безумно заинтересовала странная история, сопряженная с гибелью его брата. Он должен раскрыть эту тайну! Точнее, даже две тайны — убийства брата и дурацкую кражу. Правда, он многого не знает, и начать собственное расследование логичнее всего с человека, который как раз многое видел и знает.
С такой же легкостью Юлита убедила себя, что она просто обязана поделиться всеми мелочами случившегося с братом погибшего человека. Элементарная порядочность обязывает ее искренне и откровенно обо всем рассказать этому человеку, полиция же пусть делает свое дело без ее участия. Никакого сомнения — она обязана обо всем рассказать пану Собеславу, но ведь не тут же, не сейчас же! И надо как можно скорее содрать с себя эти уродующие ее тряпки, принять свой обычный вид, хотя бы как следует вымыться после дурацкого обыскивания дома и копания в пыли и грязи.
Собеслав долго не мог понять, почему девушка так горячо противится немедленному разговору с ним где-нибудь в укромном месте и упорно требует хотя бы двух часов антракта. В конце концов пришлось примириться с ее желанием, все равно придется задержаться в Варшаве дольше, чем он предполагал. Ну, хотя бы до похорон Мирека. А потом Габриэла наверняка вцепится в него когтями и заставит остаться в Варшаве до тех пор, пока не будут улажены все формальности с наследством. Ладно, тогда он сейчас отправится в полицию, надо отделаться от этой обязанности, потом встретится с девушкой, посидят они в каком-нибудь ресторанчике. Правда, ему надо много чего сделать по работе, сроки поджимают, но он успеет все провернуть за ночь.
Итак, он дал ей выпрошенные два часа, предусмотрительно проводив ее домой, чтобы узнать, где она живет. Правда, провожал не так, как обычно это делают влюбленные. Каждый из них ехал в своей машине…
Для начала Вольницкий избрал путь наименьшего сопротивления, взявшись за тех, кого Кася порекомендовала ему на основе анализа бумаг покойного. Раздобыв всеми правдами и неправдами трех помощников, он велел им спрашивать людей лишь об одном — где они были в роковой воскресный вечер. Алиби! Это главное, причем алиби реальное, железное, чтоб ни тени сомнения. Это был единственный
