— Ты что? — спросил ее Саввин.
— А я хмельная, — весело сказала женщина.
— А кто же тебя водкой здесь поит, немцы, что ль? — удивился Саввин.
— Они, а кто же, — ответила женщина. — Я детей из яслей хоронить таскаю, их там печным чадом поморили…
— Кто их поморил? — спокойно спросил Саввин.
— Они, — сказала женщина, — а мужиков и баб всех прочь угнали, оставили самую малость, да и тех побьют, — деревня-то каждую ночь горит, они ее сами жгут, а на нас серчают и казнь нам дают».
Этих немцев «спокойный» Саввин в одиночку убивает и получает смертельное ранение, а рассказчик отправляется «выполнять его завещание о несокрушимой броне», зная, что «самое прочное вещество, оберегающее Россию от смерти, сохраняющее русский народ бессмертным, осталось в умершем сердце этого человека».
«Броня» была опубликована в сокращенном виде 5 сентября 1942 года в «Красной звезде» и стала первым увидевшим свет военным произведением Андрея Платонова.
«Дела мои в литературе начали складываться пока что блестяще. На днях будут напечатаны мои рассказы в „Красной звезде“ — самой лучшей газете всей Красной Армии — „Броня“ (новый рассказ) и „Божье дерево“. В журнале „Октябрь“ печатается „Крестьянин Ягафар“. В журнале „Красноармеец“ — „Дед- солдат“. Я приглашен как постоянный сотрудник в „Красную звезду“ (это большая честь), затем в „Красный флот“ и в журналы „Красноармеец“ и „Краснофлотец“. И еще, и еще — работы уйма. Скоро поправятся наши и денежные дела: я смогу выслать денег побольше», — писал Платонов жене 30 августа. И хотя не все из обещанного сбылось («Божье дерево» в «Красной звезде» опубликовано не было), а платоновский победный тон диктовался желанием поддержать и ободрить остававшуюся в Уфе семью, все равно никогда он не чувствовал себя столь окрыленным: «Рассказ „Броня“ произвел на редакцию огромное впечатление, он привел их в „дикий восторг“, как мне они сами говорили. Когда я по их просьбе прочел его вслух, то по окончании чтения большинство моих слушателей плакало, а один разрыдался». А 5 августа, когда рассказ вышел, автор добавил: «Весь день не работал: ко мне началось форменное паломничество. Завтра спрячусь к брату Петру».
«Сталин не отругал нас, ничего не сказал. Фадеев промолчал. Так произошло литературное воскрешение Андрея Платонова», — вспоминал главный редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг. И сколь ни преувеличивал своей роли в этом «воскрешении» мемуарист, определенная правда в его замечании содержалась: верховному читателю могла сильно не понравиться рассказанная Платоновым история, и ему ничего не стоило навсегда загубить ее создателя одним росчерком пера. Но — пронесло, и больше того, Фадеев не промолчал, как пишет Ортенберг, а в статье «Отечественная война и советская литература», опубликованной в журнале «Пропагандист» в 1942 году, отозвался о военных рассказах Платонова одобрительно, отметив, что они «не являются только репортажем о военных действиях или о жизни тыла, а вносят новое в наше понимание происходящих событий». Так Платонов получил передышку, какой у него не было за всю его жизнь, и он ощутил себя участником общего дела, тем самым человеком, без кого народ — неполный.
«Будем жить друг для друга, мы еще будем счастливы, — писал он жене. — А если уж что случится, если суждено, то смерть моя будет непостыдной, она будет смертью русского солдата. Жалко, что не все еще написал и сердце еще полно силы». И в другом письме, отправленном из действующей армии: «Здесь совсем другая жизнь. Я впитываю ее в свою душу — жалко только, что душа моя довольно стара и не совсем здорова».
Сюжет, связанный с зачислением Платонова на военную службу в 1942 году, когда, по справедливому выражению журналиста Александра Кривицкого, «армия протянула руку одному из самых тонких и сложных писателей советского времени», по-разному описывается мемуаристами, оспаривающими другу друга честь приобщения своего современника к работе в главной военной газете.
«Осенью сорок второго, когда я, как принято выражаться военным языком, проходил службу в редакции газеты „Красный флот“, ко мне пришел Платонов, — вспоминал Август Явич. — Он получил приказ явиться на сборный пункт как рядовой. „Разве ты не аттестован?“ — „Меня, брат, и в рядовые-то еле аттестовали“, — отвечал он обыкновенно шутливо.
Надо было торопиться. Я тотчас пошел к генералу Мусьякову, редактору, которого хорошо знал еще по Севастополю сорок первого. <…> В тот же день Павел Ильич Мусьяков побывал у Рогова, тогдашнего начальника Политуправления Военно-Морского Флота, и получил приказ об аттестации Андрея Платонова по флоту. Оказалось, Платонова аттестовали и по армии. Платонов сделался военным корреспондентом „Красной звезды“».
Иначе рассказывал главный редактор «Звездочки» Ортенберг:
«В сентябре 1942 года, в труднейшие дни нашего отступления, Василий Гроссман прислал со специальным корреспондентом „Красной звезды“ записку, где просил приютить Андрея Платонова, взять под свое покровительство этого замечательного, как он выразился, писателя, который беззащитен и неустроен. Вскоре ко мне в кабинет зашел Андрей Платонов — высокий человек в простой солдатской шинели, какую носили в ту пору не только военные, но и гражданские лица. Шинель сидела на нем мешковато, и вообще он показался мне сумрачным, но это было только первое впечатление. Его голубые глаза, светившиеся из глубины, говорили о человеке незаурядном. Что я знал о Платонове? Знал, что в тридцатые годы его честная, правдивая повесть „Впрок“ вызвала неудовольствие Сталина…
Андрей Платонов был зачислен специальным корреспондентом „Красной звезды“ с окладом тысяча двести рублей. Конечно, по тем временам это были деньги. Мы условились, что никаких оперативных заданий давать ему не будем, просто советовали ему наблюдать на фронте, в войсках, боевую жизнь и писать о том, что ляжет на душу. Его одели в военную форму, на петлицы прицепили по капитанской шпале, и отправился Андрей Платонович на фронт к героям своих будущих очерков».
В другом варианте воспоминаний Ортенберга называется имя еще одного весьма неожиданного ходатая по платоновским делам.
«У меня сидел Петр Павленко. Я показал ему записку Гроссмана. Петр Андреевич чуть не вскрикнул:
— Платонов! — И после небольшой паузы сказал: — С ним произошла большая драма. Хочешь, я тебе сейчас принесу журналы „Красная новь“ за тридцать первый год, все поймешь…»
Далее следовал пересказ известных событий, связанных с публикацией хроники «Впрок».(«Платонов тогда написал то, о чем сейчас говорят прямо и открыто»), а также признание мемуариста: «Да, нелегкую задачу поставил перед нами Гроссман. И все же мы отважились взять Андрея Платоновича в „Красную звезду“».
Правда, здесь есть некоторая неясность со сроками присуждения воинского звания. Как следует из воспоминаний Ортенберга, «со знаками различия была загвоздка. Платонов служил в Красной Армии, воевал в гражданскую войну, а звание у него было самое рядовое — красноармеец. Пустить на фронт специального корреспондента центральной военной газеты с этим хотя и почетным, но скромным званием было нескладно, не всюду бы его сразу пустили, да и пришлось бы беспрерывно козырять всем — от сержанта до генерала. Политическое звание присвоить Платонову нельзя — он беспартийный. Командирское — тоже, нету него командирской подготовки, в Наркомате не подпишут. И вот, нарушив все воинские законы и правила, я сказал начальнику АХО, чтобы писателю нацепили на петлицы одну „шпалу“, а в удостоверении написали „капитан“. Так Платонов прошагал в этом звании почти два года, а под конец войны ему уже официально присвоили звание „майор“».
То есть, по Ортенбергу получается, в сентябре зачислили и сразу дали капитана. Иную картину показывают архивы.
«Осенью 1942 г. Платонов утверждается военным корреспондентом в действующую армию и уезжает на фронт. Приказом НКО № 02757 от 22 апреля 1943 г. утверждается спецкорреспондентом редакции газеты „Красная звезда“. Воинское звание — „капитан административной службы“ — присвоено приказом НКО № 02505/п от 22 апреля 1943 г., воинское звание — „майор административной службы“ — присвоено 16 июля 1944 г.», — уточняют платоноведы. Нетрудно увидеть, что между первой встречей Платонова и Ортенберга и присвоением Платонову воинского звания «капитан» прошло больше полугода, хотя еще 5 сентября 1942 года Платонов писал жене: «Скоро мне дадут военное звание (думаю, надо бы шпалы три)»
