исключительное благо трудящихся масс, их нравственное и духовное возрождение. Даже на склоне жизни, несмотря на оргийный разгул сталинократии, русский мыслитель продолжал настаивать, что 'в настоящее время основная социальная проблема, общая всему европейскому кругу, состоит в преодолении капитализма, уже отказавшегося работать, и в переходе к управляемому или социалистическому хозяйству'. Капитализм не удовлетворял его главным образом своей чисто производственной, прагматической направленностью, утверждавшей примат относительных, земных ценностей над вечными, божественными.
Федотов верил, что только в соединении с христианством социализм создает условия для сознательного и благородного принятия свободы. Любя Россию, он всеми силами души мечтал о ее возрождении и могуществе.
5.
170
мыслителей начала и середины века не было ни учеников, ни последователей; их сменили богословы: Г.В. Флоровский, В.Н. Лосский, И.Ф. Мейендорф и др.
В 30-е годы в эмигрантской среде разгорелся спор о Софии, вызванный новым богословским учением О.С. Булгакова (С.Н. Булгакова). Эта проблема обсуждалась еще B.C. Соловьевым, отождествлявшим Софию с 'душой мира', с 'чистой потенцией' Бога. Ей отводилось важное место в трактате О.П. Флоренского 'Столп и утверждение истины' (1914). От них воспринял софиологическую идею Булгаков, посвятивший ее раскрытию два своих главных произведения: 'Свет Невечерний' (1917) и 'Агнец Божий' (1933).
Булгаков исходил из допущения, что христианский догмат о сотворении мира должен быть дополнен учением о связи мира с Богом. Сущность этой связи воплощалась в Софии - Премудрости Божией. София знаменовала некий 'идеальный первообраз' мира, предвечно существующий в Боге, в ней как бы концентрировались все первообразы бытия по аналогии с платоновским миром идей. Она есть 'всеорганизм идей', 'единое и все' - т.е. духовная реальность, существо и притом живое.
Спор возник не столько из-за пантеистической тенденции булгаковской софиологии (хотя и это не осталось незамеченным), сколько из-за отношения Софии к Пресвятой Троице. Сначала Булгаков вопреки церковному учению выставил Софию в качестве 'четвертой ипостаси', всячески оговаривая, что это ипостась особого рода, отличная от трех ипостасей Божества. Вследствие острой критики он отказался от такого понимания Софии и стал отождествлять ее с не-ипостасной 'усиа', сущностью Бога. Православное богословие отвергло и этот 'софианский соблазн' как плод 'не только философской мысли, но и творческого воображения'4. 'Система Булгакова' была подвергнута осуждению в решениях Московской патриархии и Архиерейского собора в Карловцах (1935). Православная церковь в очередной раз продемонстрировала свое неприятие философии, ставшее камнем преткновения на пути развития отечественной духовности.
Время взлета и цветения русской философии в эмиграции прошло: все теперь откладывалось на будущее, до возвращения в Россию.
171
1 В представлении Ильина, 'чернь' не обладает никакими предпосылками для подобного 'ценза'. 'Чернь, - писал он в своем трактате 'О сущности правосознания', - не понимает ни назначения государства, ни его путей и средств; она не знает общего интереса и не чувствует солидарности; именно поэтому она не способна к организации и дисциплине и легко распыляется при первом же энергичном сопротивлении государственно-организованных сил. Она совершенно лишена сознания государственного единства и воли к политическому единению, и потому, предоставленная себе, она быстро распадается на враждебные станы и шайки и начинает бесконечную гражданскую войну'. Столь озлобленное отношение к 'черни' нетрудно понять, если вспомнить, что Ильин был одним из самых ярых идеологов Белого движения.
2 Имея в виду будущего советского 'монарха', Флоренский писал: 'И как бы ни назывался подобный творец культуры - диктатором, правителем, императором или как- нибудь иначе, мы будем считать его истинным самодержцем и подчиняться ему не из страха, а в силу трепетного сознания, что пред нами чудо и живое явление творческой мощи человечества'.
3 В принципе Федотов не был особенно оригинален в своей характеристике большевизма. Задолго до него, еще в 1917 г., вскоре после октябрьского переворота схожие обвинения в адрес Ленина и его партии предъявлял А.А. Богданов. В письме к А.В. Луначарскому он, в частности, писал, что большевизм порвал с 'рабочим социализмом' и всецело перешел на позиции 'солдатско-коммунистической революции', которая 'есть нечто, скорее противоположное социалистической революции, чем ее приближающее'. Более того, полагал он, большевизм 'усвоил всю логику казармы, все ее методы, всю ее специфическую культуру и ее идеал'. Аналогичные мысли и тоже в письмах к Луначарскому в 1920 г. высказывал В.Г. Короленко. Сравнивая большевизм со старыми социалистическими утопиями, знаменитый русский писатель констатировал: 'Вы вместо монастырского интерната ввели свой коммунизм в казарму... Не создав почти ничего, вы разрушили очень многое, иначе сказать, вводя немедленный коммунизм, вы надолго отбили охоту даже от простого социализма, введение которого составляет насущнейшую задачу современности'. Письма В.Г. Короленко были опубликованы эмигрантским издательством 'Задруга' в 1922 г. и получили широкую известность в русском зарубежье. 'Грехи' большевизма ни для кого не составляли тайны, они постоянно находились в поле зрения идейной оппозиции.
4 По суждению одного из современных церковных авторов, прот. А. Шмемана, 'София... не нужна, и не нужна прежде всего самому богословию о. Сергия. Она воспринимается... как какой-то чуждый и надуманный элемент в его писаниях... ибо все то, о чем он пишет, что составляет тему и вдохновение его творчества... все это не нуждается в Софии'.
163 :: 164 :: 165 :: 166 :: 167 :: 168 :: 169 :: 170 :: 171 :: Содержание
This page was saved using WebZIP 6.0.8.918 on 01/07/05 22:50:56.
Address: http://www.edulib.ru/storage.aspx/HTML/001/001/B2162/B2162Part27- 171.html
