С полицией не трудно сговориться, // Другое дело уголовный суд. — Перевод осовременивает речь Мефистофеля. В подлинники он имеет в виду, что с полицией сумеет сладить своими колдовскими средствами, по против уголовного суда, которому подлежали рассмотрение дел об убийстве, Мефистофель якобы бессилен.

Тебе не даст проступок твой // Блистать в цепочке золотой… — Гете, изучавший в молодости юриспруденцию, вкладывает в уста Валентина изложение средневековых правил города Франкфурта, содержавших различные запреты для девиц легкого поведения, в том числе носить дорогие платья и украшаться драгоценностями.

Молишь у бога // Упокоения матери, // По твоей вине уснувшей // Навеки без покаянья? — Фауст дал Гретхен напиток, который оба считали только снотворным. Но Мефистофель, давший его Фаусту, знал, что он действует смертельно. Гретхен принимает кину за смерть матери на себя.

Dies irae… — Начало католического гимна: «День гнева, этот день обратит весь мир в пепел…» (лат.)

Judex ergo cum sedebit… — Продолжение гимна: «Когда воссядет судия, откроется все сокровенное, и ничто не останется без возмездия».

Quid sum miser tunc dicturus… — Из того же гимна. «Что я скажу тогда, несчастный, какого покровителя я буду умолять, когда и праведник едва спасется?..»

ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ

В названии «Вальпургиева ночь» соединены два противоположных и даже враждебных обряда. В христианской религии — день поминовения святой Вальпургии, скончавшейся 1 мая; в языческих верованиях ночь на 1 мая — праздник весны и свободного сочетания любящих (ср. ночь на Ивана Купала). Трижды путешествуя по горам Гарца, Гете неоднократно слышал народные легенды о том, что на горе Блоксберг ведьмы устраивают шабаш. Из сочинения одного ученого Гете узнал, что «древнегерманские язычники, когда их изгнали из священных рощ и народу была навязана христианская вера, стали весной удаляться со своими приверженцами в пустынные и недоступные горы Гарца, чтобы там, по древнему обычаю, молиться и приносить жертвы бестелесному богу земли и неба. Чтобы быть в безопасности от коварных, вооруженных христианских проповедников, они сочли за благо надеть личины на некоторых своих единоверцев, надеясь тем самым отпугнуть суеверных противников, и так, под охраной «сатанинского воинства», совершали свое чистое богослужение» (письмо Гете Цельтеру 2 декабря 1812 г.) Эту гипотезу о происхождении шабаша на горах в ночь на 1 мая поэт и положил в основу своей фантазии. На эту же тему им написана кантата «Первая Вальпургиева ночь» (1799 г.).

Вальпургиева ночь имеет символическое значение. Если в предшествующих сценах история отношений Фауста и Гретхен изображена в реальном жизненном виде, то в Вальпургиевой ночи Гете прибегает к сложной символике и фантастическим образам, чтобы представить все виды сладострастия. Мефистофель торжествует, ибо ему представляется, что поведение Фауста подтверждает его мнение о низменности человечества. Уродливые образы сатанинского шабаша символизируют грубую чувственность. Но Фауст преодолевает этот мир плотской страсти, возвышаясь до истинной любви, и символом ее является возникающий перед Фаустом образ Гретхен; весь трагизм судьбы, на которую он ее обрек, раскрывается перед ним теперь, когда ему является видение умершей Гретхен — символическое предвестие о ее гибели.

Я у блуждающего огонька // Спрошу… — Болотное тление, принимаемое за огонек, по народным поверьям, превращалось в движущееся существо, заманивавшее путников в болото и губившее их. Но для черта Мефистофеля блуждающий огонек — дружественная сила.

…взошел // Царь Маммон на свой престол. — Маммои — олицетворение власти золота. В «Потерянном рае» Мильтона, перечитанном Гете незадолго до написания этой сцены, упоминается, что Маммон построил для Сатаны дворец из золота. Именно этим навеяны строки ниже: «Маммон залить не поскупился // Иллюминацией чертог».

Скопленья шумного кортежа // Столкнут меня с тропы проезжей! — До сих пор Фауст и Мефистофель находились на земле. С этого места читателю надо вообразить, что они летают по воздуху (Э. Трунц).

Там Уриан, князь мракобесья… — Еще одно из имен дьявола.

Старуха Баубо (греч. миф.). — Кормилица пыталась шутками разогнать тоску богини Деметры по ее дочери, похищенной Плутоном и унесенной в царство смерти.

Втиранье ускоряет прыть… — По поверью глубокой древности, втирание колдовской мази позволяло ведьмам летать.

…зверски все фальшивят? — На небесах царит гармония сфер, в противоположность этому в аду и на адских сборищах музыка негармонична.

У нас не носят ордена Подвязки… — Орден Подвязки был создай английским королем Эдуардом III в середине XIV в. По преданию, его любовница на придворном празднестве потеряла подвязку с ноги. На смех ее врагов Эдуард III ответил тем, что надел подвязку себе на ногу ниже колена, сказав при этом: «Будь презрен тот, кто подумает об этом плохо». Орден Подвязки стал одним из высших английских орденов, его девиз — приведенные здесь слова. Упоминание ордена Подвязки в данной сцене соответствует ее эротическому подтексту.

Стоишь за честь и гордость наций… — Нижеследующие четыре четверостишия нарушают фантастический колорит сцены, вводя в нее злободневную политическую сатиру. Генерал, министр, разбогатевший делец (в подлиннике — «парвеню», выскочка) и писатель представляют отживший феодальный век, они хвалят свое время и бранят нынешнее. Показателен, в частности, писатель, который осуждает за дерзость не «прощелыг» вообще, а молодежь.

Первая жена Адама. — Наряду с библейской легендой о том, что Ева была сотворена из ребра Адама, существовало другое предание: первой женой Адама была Лилит; поссорившись с ним, она связалась с Сатаной и родила от него разных злых духов. Ее также считают дьяволицей, убивающей детей, на что и указывается в конце этой реплики Мефистофеля. По поверьям, волосы ведьмы обладали губительной силой.

Я видел яблоню во сне… — Танец Фауста с молодой и Мефистофеля со старой ведьмой сопровождается речами, эротический смысл которых легко разгадывается. Эти иносказания вызвали возмущение ханжеской буржуазной критики XIX в. Однако вернее оценил этот эпизод современный Гете писатель-просветитель Кристоф Мартин Виланд (1733–1813), писавший, что автор «Фауста» сочетал «изобретательную демонологическую фантазию и плебейскую грубость в духе Аристофана». Возражая мещанским критикам Гете, Генрих Гейне писал: «Браните сколько хотите грубые сцены в «Фаусте», сцены на Брокене, в погребе Ауэрбаха, браните неприличности в «Мейстере» — всего этого вам, однако, никогда не удастся скопировать; это перст Гете!» («Романтическая школа», кн. 1).

Проктофантасмист (Задопровидец). — Эпиграмма против берлинского издателя и писателя Фридриха Николаи (1733–1811), совмещавшего просветительские взгляды с верой в духовидение. Гете был зол на него со времени его пародии на «Страдания молодого Вертера», он осмеял Николаи в одной из своих сатирических «Ксений» и не преминул посмеяться над ним в «Фаусте».

В природе нет кикимор и шишиг! — Имеется в виду действительное происшествие: доклад Николаи в берлинской Академии наук, в котором он рассказывал, что сам видел духов умерших. Для того чтобы избавиться от прилива крови, вызвавшего болезненное состояние, врач поставил ему пиявки именно так, как это указано в следующей реплике Мефистофеля.

Вдруг выпрыгнула розовая мышь. — Существовало средневековое поверье, что душа спящих ведьм выскакивала у них изо рта в виде розовой мыши, а когда ведьма умирала, то в виде серой мыши.

Небось ты слышал о Медузе? — По древнегреческому мифу, Персей отрубил голову чудовищу Медузе, у которой волосы были из змей.

Как в Пратере во дни гулянья. — Пратер — общедоступный для гуляния парк в Вене.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату