действительными, которые можно воспринимать пятью чувствами. Однако фантасмагория, которую он видит, заставляет его чувствовать себя неуверенным в своей философии.
Супернатуралист — сторонник существования сверхчувственного мира, постигаемого интуицией и верой. Ирония Гете проявляется в том, что его супернатуралист впервые воочию видит чертей (Г. Эрлер).
Скептик. — По Э. Шмидту, здесь последователь философии шотландца Дэвида Юма (1711–1776).
Комары и мошкара, // Захотели взбучки? // Вправду ли вы мастера // Или недоучки? — Споры философов сбили музыкантов с такта. Капельмейстер сомневается в их профессионализме. Комментаторы видят здесь еще один выпад Гете против дилетантов. Реплика капельмейстера образует переход к новой группе персонажей. Теперь появляются различные типы, чья психология обусловлена переменами, вызванными французской революцией.
Ловкачи — те, кто при старом режиме во Франции служили монархии, а потом приспособились к порядкам послереволюционного времени.
Недалекие — французские дворяне-эмигранты, бежавшие в Германию и другие страны, но не нашедшие пристанища и утратившие былой лоск.
Блуждающие огоньки — выскочки, сделавшие карьеру и нажившие богатства в мутной воде (буквально: на болоте).
Падающая звезда. — Метафора, подразумевающая быстрое возвышение и столь же быстрое падение различных политических деятелей периода первой буржуазной революции во Франции (Мирабо, Дантон, Робеспьер и др.).
Толстяки. — Дословный перевод: массивные. По толкованию Э. Шмидта, аллегория народа во время французской буржуазной революции; от его поддержки зависела судьба лиц, выступавших на политической арене.
Pianissimo — тихо (итал.).
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ. ПОЛЕ Начинается трагический финал первой части «Фауста».
Данная сцена входила уже в состав «Пра-Фауста» и, как ряд других сцен первого варианта, написана в прозе. Переложив другие сцены в стихи, Гете оставил эту сцену в ее первоначальном виде. Она — единственный прозаический эпизод всей трагедии. Можно предположить, что после фантастики «Вальпургиевой ночи» и не менее фантастического «Сна в Вальпургиеву ночь» Гете введением прозы желал подчеркнуть возвращение Фауста к мрачной действительности.
Долго нищенствовала… — Если рассматривать действие буквально, то от убийства Валентина до настоящей сцены прошло всего три дня. Между тем за это время Гретхен родила, утопила ребенка, бродила как нищая, была арестована, осуждена и заключена в тюрьму. Гете здесь прибегнул к приему, часто встречающемуся у Шекспира: время разных линий действия не совпадает. Прием принадлежит к числу так называемых поэтических вольностей.
И ты допустил… — Гнев Фауста обоснован лишь отчасти. Другая сторона истины заключена в возражении Мефистофеля: «Кто погубил ее, я или ты?».
Вездесущий дух — Дух Земли; не богу, а именно этому духу поклоняется Фауст.
Неизъяснимо великий дух — тот же Дух Земли.
НОЧЬ В ПОЛЕ Сцена входит в состав «Пра-Фауста», где написана прозой, но была переложена Гете в стихи. Прием введения таких коротких сцен заимствован Гете у Шекспира.
Зачем они к лобному месту летят? — Они — ведьмы, которые, по поверью, по-своему совершали ритуал подготовки казни.
ТЮРЬМА Этот финал уже есть в «Пра-Фаусте». За исключением песни обезумевшей Гретхен, текст был прозаическим. Замену прозы стихами Гете в письме Ф. Шиллеру объяснял так: «Некоторые трагические сцены, написанные прозой, по своей натуральности и силе совершенно нетерпимы рядом с другими. Поэтому я стараюсь теперь перекладывать их в стихи, ибо тогда идея просвечивает как бы сквозь дымку и непосредственное действие могучего материала приглушается» (5 мая 1798 г.). Молодой Гете, писавший «Пра-Фауста», стремился резко и с большой силой выявлять трагические ситуации. Гете периода веймарского классицизма, не меняя существа трагедии Гретхен, старался смягчить ее поэтическое выражение, но, конечно, и в своем новом, окончательном виде финальная сцена справедливо считается одним из величайших образцов трагического в мировой поэзии.
Чтоб вольнее гулять… — Гретхен поет песенку в духе народных баллад; она написана от первого лица, то есть представляет собой песнь ребенка, убитого матерью. Гете взял песню из народной сказки «О можжевельнике», другой вариант которой имеется в сказках братьев Гримм (№ 47).
Усыпила я до смерти мать… — Гретхен винит в убийстве матери и ребенка только себя, не возлагая никакой ответственности за это на Фауста.
О милая рука… // Она в крови слегка. — Гретхен считает Фауста виновным только в убийстве ее брата.
Мы свидимся опять. — Гретхен верит во встречу с возлюбленным в загробном мире. По-видимому, уже во время написания финала первой части Гете предполагал завершить историю Фауста его вознесением на небо и соединением там с Гретхен.
Вот стали в колокол звонить… — Во время казни звонили в церковный колокол.
И вот уж жезл судейский сломан. — По прочтении приговора судья ломал над головой осужденного палочку, и это было сигналом к казни.
Спасена! — Этого слова не было в «Пра-Фаусте». Введя его, Гете тем самым подчеркнул нравственное оправдание Гретхен. Она была чистым существом, обстоятельства сделали ее преступницей; она всегда поступала, повинуясь чувствам, но сознание своей вины, боль за погубленную жизнь, любовь и страдание, не знавшие меры, делают ее существом поистине трагичным. Не ища физического спасения, она мечтает лишь о спасении духовном. Гретхен искупает свою вину смертью и погибает, как подлинно трагическая героиня.
