Газета поневоле вступает с читателем в некоторый сговор. Язык, исходящий от противоположных политических кругов, с виду гладкий, а за ним прячутся самые разные потрясения. Признанные формулировки, за которыми вдруг проглядывает задняя мысль. Несмотря на разногласия в верхах, надо, чтобы во всех выступлениях звучало бы полнейшее согласие и единство. Таким образом, переходы от одного исторического этапа к другому должны протекать под покровом несменяемой фразеологии.
Официальный язык – заштампованный, ничего не «говорит». Зато он богат косвенными значениями, и тем, кто умеет читать между строк, этот язык скрытых примет абсолютно понятен. Изо дня в день вдалбливаемая пропагандистская нуднятина, за которой то и дело прорисовываются некие скрытые ориентиры.
Мысли выражаются «исподволь», «в обход», чтобы можно было мягко ввести новую политическую линию, которая и без того уже более или менее внедрилась, но слишком явно идет вразрез с прежней линией…
Можно часто видеть, как один и тот же обходной маневр переходит из одного текста в другой. На периферии незаметно намечается и опробуется то, что впоследствии утвердится в центре. Используя страницы какого-нибудь провинциального журнала, начинают потихоньку окольным путем проводить мысль, которой впоследствии предстоит превратиться в официальный лозунг общенационального масштаба.
В один прекрасный день со своего обычного места в газете исчезла марксистская цитата. Потом маоистские цитаты перестали выделять жирным шрифтом. Потом на первой полосе газеты уже не было цитаты из Мао, хотя на следующих полосах их по-прежнему оставалось множество. И все поняли, что разоблачение маоизма уже на подходе. Непрямой способ, который использует официальная китайская печать, высвечивает реформу путем умолчания. Используется эффект дыры.
Первые признаки «оттепели» в отношениях Китая с Советским Союзом выразились в том, что агентство Синьхуа в сообщении о визите Иосипа Броз Тито в СССР назвало Брежнева просто «главой партии и государства», отказавшись от язвительного эпитета. О речи этой эпохи можно сказать: чем более прозрачной и однообразной она казалась, тем больше могло за ней скрываться тайного содержания. Чем меньше она нам говорит, тем больше подразумевает.
Китаец отказывается от власти слова, позволяющей вступать в прямой спор и поэтому уравнивающей всех. Взаимопонимание между образованными людьми и властью делает их соучастниками внутри своеобразного заговора. Это исключает всякое столкновение, всякое несогласие, инакомыслие. Здесь можно найти ответы на вопросы: почему китайским авторам так трудно было модернизироваться? Почему сегодняшний Китай, несмотря на полный отказ от коммунистических убеждений, настороженно относится к демократии?
Чтобы уловить намек, читатель газеты должен всегда знать больше того, что говорится. Надо держать в голове массу цитат, сопоставлять текст с контекстом и ловить малейшие отклонения. Проникновение в этот официальный язык требует особого «искусства» чтения.
Власть пользовалась тайнописью, плетением словес. В Китае партийные интересы можно было выразить, только придав им вид общепринятой формулы. Члены китайского руководства и в частном кругу изъяснялись также в зашифрованной манере, как и на публике. Этот эзотерический способ передачи информации объясняется самими китайцами «властью преемственности». Стиль Мао в использовании афоризмов и лозунгов как средств передачи политических директив отвечал традициям имперского Китая. Традиция дает приятное ощущение укорененности в реальности.
Окольный путь выражения в Китае показывает особый склад ума китайцев. Хотя поначалу кажется, что разные намеки, «тонкости» и другие признаки «оборотной стороны» речи относятся к антириторике. Но не надо приводить в качестве последнего довода нечто вроде «он же китаец», как это однажды сделал Хрущев, говоря о Мао.
ВВП сказал, что заканчивается суд над Ходорковским, и прочел стих:
Если критика выражена в явной форме, то она ограничена, но если она выбирает окольный путь, она становится неистощимой. А делается она неистощимой потому, что она сформулирована языком поэзии.
Говорили о женском спорте. ВВП заговорил о поэзии, а потом прочел стих:
Главное – это мелкая деталь, вскользь произнесенное замечание. Благодаря обходному маневру, создающему поэзию, говорящий избегает риска, а адресат его слов понимает, куда тот клонит. Поэзия – это путь передачи речи в ее косвенном предназначении.
«Для спаривания!» – пошутил ВВП.
В Китае нет понятия поэта, который живет в башне из слоновой кости. В Китае всякий чиновник – поэт поневоле. Поэтический язык есть обиходный язык политической жизни, а двусмысленность образа – единственная защита пишущего человека.
