обуви, это была записка моему отцу.
Влад выкопал уже более трех футов груды земли, которую он отбрасывал в сторону, образовывая темное пятно на снегу. Как только я закончила говорить, он остановился, а его взгляд обратился ко мне, подстрекая меня продолжить.
— Для такого умного человека, было слишком глупо прятать в низу своего вещь-мешка письмо от женщины, с которой он спал, — продолжила я. — Я рассказала матери об обмане отца — не потому что я думала, что она имела право это знать, а потому что хотела отомстить за мою разрушенную мечту о Олимпиаде, и за ее отказ оставить меня у тети. Вот какая я. Паталогически эгоистичная сучка.
Влад не возобновил своих раскопок, но он все еще стоял на коленях в снегу, смотря на меня с самым странным выражением лица. Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что оно означало. Симпатию. Неудивительно, что я поначалу не узнала ее. Я никогда не видела раньше на нем подобных эмоций.
Из меня вырвался сдавленный смех.
— Тебе нравится то, как все жалко закончилось?
— Ты была избалованным ребенком, сделавшим жестокий поступок. Ты заслужила, чтобы тебя побили и закрыли в твоей комнате, но ты не заслуживала того, чтобы потерять все.
Я вытерла внезапно образовавшуюся влагу у своих глаз.
— Да? Я хотела остаться с тетей и получила желаемое. Моя мама, сестра и я переехали к тете Бренде, потому что мать сказала отцу ехать без нас в Германию, пока она будет думать, что ей делать дальше. Через месяц торнадо снес кучу деревьев в нашем районе. Затем я услышала, плачь собаки во дворе. Это было так странно, собака просто сидела там посреди веток деревьев. Я не видела сбитую линию. Я пошла к ней, прочищая себе путь… и следующее, что я помню, я оказалась в больнице. — Из меня вышел суровый вздох. — Врачи сказали, что мне повезло, что удар откинул меня через двор. В противном случае, я бы сгорела дотла, держась за линию электропередач. Но, никто не мог объяснить, почему умерла моя мать от оставшегося во мне напряжения, попытавшись помочь мне, когда тоже напряжение не убило меня.
— Почему? — губы Влада сжались, его выражение симпатии исчезло. — Некоторые вещи просто происходят, Лейла. Ты выжила. Она нет. Желать знать, почему так — бесполезно.
После всего того, что я пережила, я знала, это было именно так. Но, тем не менее, я винила себя в смерти своей матери, не говоря уже о моей вине, что я разрушила свою семью.
Влад снова начала копать. Либо его терпение было на исходе, либо земля ниже не была столь замерзшей, поскольку его процесс стал продвигаться намного быстрее.
— И снова ты не права. Неверность твоего отца разрушила вашу семью. Ты была лишь посланником.
Я никогда не говорила никому о другой части всего этого, и после двух попыток, я все же заставила свое плотно сжатое горло выговорить следующие слова.
— Он хотел все исправить. Он изменил моей матери, но он все еще любил ее, а когда она умерла… часть его обвиняла меня настолько, что он стал меня избегать. Он никогда не говорил этого, но прикоснувшись к нему, я увидела все. — Мой голос надорвался. — Это было его самым страшным грехом.
Влад прекратил раскопки и встал, но я выдвинула руку.
— Не надо. Сейчас я нуждаюсь в холоде. Если ты этого не сделаешь, я запомню, насколько это было больно, а я этого не хочу.
Мои слова были надломленными, но я сумела отогнать хотя бы свои слезы. Влад посмотрел на меня долгим взглядом, его выражение лица было нечитаемым. Наконец, он снова встал на колени и начал копать. Спустя несколько минут и возросшей кучи грязи он испустил возглас, а затем вытащил нечто длинное и беловатое из отверстия.
Кости.
— Именно там, где и должны быть, — пробормотал Влад.
Это казалось неоспоримым доказательством, что Шилагай не может быть кукловодом, но я подошла ближе и протянула руку.
— Давай удостоверимся.
Его бровь выгнулась, но он положил кость на мою правую руку.
Сразу же в меня хлынули мучительные отголоски последних моментов жизни человека. Он был сожжен, как я и ожидала, но я не видела сквозь пламя лица Влада. Я видела кукловода, его изможденное лицо и длинные волосы с проседью, но черты его были ясно видны. Еще одно нагромождение образов сменило это, проносясь перед моими глазами в быстрой последовательности, отражающие его грехи, долгие дни, проводимые на пахотной земле, и маленьких детей, играющих в грязи у стен дома. Его имя эхом проносилось по всем воспоминаниям. Иосиф. Это было неправильно. Когда я прорвалась обратно к смерти от огня, я заметила, что пропустила с самого начала, в мешанине все этой боли и паники. У кукловода было кольцо, которое я видела, пока он отдавал приказ напасть на меня, а здесь он сам делал свою грязную работу. Похороненного здесь человека звали Иосифом, и он был сожжен тем же вампиров, что недавно пытался убить и меня.
Глава 29
И вот я снова погружалась в сущность вампира, и искала след убийцы, оставшегося на убитом человеке. Но на этот раз меня не вынуждали этого делать. Несмотря на поздний час и упадок сил, я хотела найти этого ублюдка прямо сейчас, а не позже. Я хотела уже начать рыскать возле могилы, но Влад настоял, чтобы мы вернулись в замок.
Когда мне, наконец, удалось поймать суть убийцы Иосифа, я последовала за ней. Гобелен комнаты с камином и изысканными настенными узорами исчезли, заменяясь тем, что выглядело похожим на цементные стены. Среди всех этих серых тонов комнаты, на секунду мне показалось, что я наткнулась на воспоминание прошлого. Но потом я увидела коричневые деревянные двери с жутко темными железными петлями. Это был цветной образ, не туманный. Что означало — это настоящее время. В углу серой комнаты под одеялом размером с меховую шкуру спал неуловимый мастер марионеток.
И, если моя догадка была верна, это убийца Иосифа и постановщик моего похищения Михаил Шилагай — вампир, которого, как думал Влад, он убил еще несколько столетий назад.
— Я нашла его, — сказала я вслух.
Глаза вампира резко открылись, темно-коричневые и с пирсингом над ними. Теперь, когда все стало цветным, я заметила, что его волосы были не серыми, а цвета блонд. Линии его лица выглядели все также менее выраженными, но, возможно, все это, потому что он не хмурился, как в тех других случаях, когда я его видела. Цвет его лица был типично бледный для вампира, но на его щеках был слабый оттенок румянца. Должно быть, он недавно пообедал. Марти всегда приобретал румянец после хорошей трапезы.
— Как неожиданно, — протянул кукловод с тем же слабым акцентом, что был и у Влада.
Я посмотрела на деревянную дверь, но она по-прежнему была закрыта. Страх засел в моем позвоночнике. Влад говорил мне, что он не умеет читать мысли, я попыталась себя успокоить.
Вампир растянулся, словно пробуждаясь ото сна.
— Многое может измениться за триста лет, мой маленький психический шпион.
— У нас проблемы, — сказала я вслух. — Он, как и ты, Влад. Он слышит меня в своей голове.
Влад пробормотал проклятие, но я ухватилась за единственную защиту, что у меня была. На этот раз, я начала мысленно повторять самую раздражающую песню восьмидесятых, которую смогла вспомнить. Вампир поморщился.
— Перестань.
Взамен этого я стала кричать еще громче в своей голове.
