фломастером бумажку.
– Вот и шагай на свое место! – Гудвин указал протезом на дверь вагона. – Поезд отправляется через пять минут! Отъезжающих прошу очистить перрон!
Учитель вцепился в поручни, затопал наверх по ступенькам.
– Пришлось билет ему выписать! – Гудвин повертел у виска пальцем. – Зайцем он, видите ли, ехать не желает!
Вернувшись в купе, мы таки с Гудвином достали еще бутылку. Вернее, он ее достал из ящика под сиденьем.
– Ну, а тебя-то как занесло в инвалиды? – поинтересовался я, занюхивая рукавом очередные сто пятьдесят.
– Не поверишь! – вздохнул Гудвин. – Как освободился я в девяносто четвертом из ИТК, что у вас тут делается как увидел!.. Мама родная! «Ну куда я со своей справкой! – думаю. – Кому я в новой этой жизни нужен?!» Домой возвращаться? Опять братья уркаганы? Опять этап? Нет! – решил. – Хрена лысого! Лучше на воле мыкаться, чем на киче авторитет! А главное, слышь! Еду как-то в электричке, смотрю – негры по проходу шныряют: «Сами мы нездешние! Осталися без дому! Подайте Христа ради, кто сколько может!» Тут-то меня и разобрало! Это что ж на Руси делается, братья православные?! Черные подаяния просят, а я, белый человек, без копья?! Вот так! Будь здоров!
Гудвин выпил и закашлялся.
– Ладно, Робин-Гудвин! – Чувствуя, что туман в моей голове начинает сгущаться, я лег на полку. – Давай спать!
– Спать так спать! – Гудвин полез наверх. – С зоны привык на верхних нарах чалиться!
«Почему стоим?» – подумал я с тревогой, когда гудок электровоза выдернул меня под утро из забытья. И тотчас вспомнил весь предыдущий день, за исключением разве последнего аккорда: где и когда я снял ботинки – этого я вспомнить не мог. Опустив разутые ноги на пол, я тупо обшарил взглядом купе и выглянул в коридор. Ботинки, начищенные до блеска, находились именно там. «Родион Петрович! – смекнул я сразу. – Наведался, верно, после отбоя и навел порядок в подразделении».
Гудвина я решил не будить. Кое-как приведя себя в порядок, начертал ему короткую записку и покинул гостеприимный вагон.
Вопреки здравому смыслу, воображение мое с похмелья трудилось куда лучше, чем на ясную голову. По пути в Бескудниково я попробовал соединить «Третий полюс» с «Дека-Банком», и вышло следующее. Со слов Руслана, одной из сфер деятельности «Третьего полюса» являлся нефтяной бизнес. А в названии моего банка смутно просматривалась единица меры жидких тел, каковой чаще всего принято измерять бензин и прочие нефтепродукты. Допустим, в составе учредителей обоих предприятий, взаимосвязанных на деловом рынке общими финансовыми интересами, ключевую позицию занимает брат Ивана Ильича по матушке Аркадий Петрович Маевский. Что тогда получается? Получается, что управляющий казино «Медный сфинкс» когда-то случайно добыл сведения, из которых следовало, что я и еще тринадцать душ занесены, как говорили древние римляне, в проскрипции. То есть нас собрались не просто уволить, а поочередно – учитывая сомнительные обстоятельства гибели Яновского, Шумовой и, вероятно, Половинкиной – пустить в расход. Причем собрались давно и окончательно. Допустим теперь, что Иван Ильич, учитывая его с Мариной родственные отношения, знал о нашей с ней близости и, как человек неравнодушный к ее чувствам, попытался вытащить меня из этой мясорубки. Тогда это объясняло желание Штейнберга услать «мальчишку-охранника» от греха подальше и нежелание, учитывая все те же родственные отношения, только уже с братом, ввести его, то есть меня, в курс дела. Словом, это полностью объясняло все следствия. Но даже частично не объясняло причин. Насколько я понимал, все четырнадцать указанных в его посмертной записке персон, во-первых, не были связаны друг с другом, во-вторых, судя по мне во всяком случае, не имели в структуре концерна сколько-нибудь значительного веса, и, в-третьих, маловероятно, что обладали информацией, угрожающей жизнедеятельности олигарха. Короче, логики в поведении моего противника или таковых по-прежнему не прослеживалось. Либо я вообще не с того боку подходил к данным фактам и не под тем углом их рассматривал. Что и подтвердилось последующим ходом событий.
Так или иначе, погруженный в собственные мысли, я доехал до нужной остановки. Затем прошел между «хрущевскими» пятиэтажками, выстроенными вдоль бульвара в длинную шеренгу, к дому Андрея и вдруг замер. Белые «Жигули» у дальнего подъезда почему-то сразу привлекли мое внимание, хотя до них стояло еще не менее шести припаркованных машин.
По гороскопу я – Рыба, и при всем скептическом отношении к зависимости личных качеств от случайного скопления звезд интуиция у меня развита отменно.
Кто бы ни находился в этих «Жигулях» – если там вообще кто-то находился, – заметить меня на таком расстоянии он не мог. Обогнув дом с обратной стороны, я выглянул из-за угла. За рулем машины сидел молодой парень в сером костюмчике. Я видел только его затылок и профиль, когда он поворачивал голову к подъезду. Возможно, он дожидался и не меня. Возможно, он вообще никого не дожидался, но гадать в моем положении было противоестественно. Вместе с тем я настолько устал и обозлился, что решил действовать напролом. Подойдя сзади к открытому окну, из которого струился дымок, я просунул руку и тыльной ее стороной сделал зажим на горле водителя. Тот захрипел и выронил сигарету.
– Ничего не говори! – предупредил я его, сдавливая горло еще сильней. – Руки на руль! Убью!
Глаза у паренька выползли из орбит, и он судорожно вцепился в рулевое колесо.
– Сколько вас?! – Я слегка ослабил хватку.
Он поспешно поднял два пальца вверх. Прижав следопыта изнутри к дверце машины, я свободной правой резко распахнул ее снаружи. Парень вывалился мне под ноги, и его тут же стало рвать.
– Это ничего. – Я похлопат его по спине. – Меня тоже от вас давно тошнит.
Когда он слегка успокоился, я помог ему встать и быстро обыскал. Паренек был до смерти перепуган, близок к обмороку и далек от всякой мысли о сопротивлении.
– Ого! – Я выудил из бокового кармана его пиджака «Макаров». – Статья 222 Уголовного кодекса! Незаконное ношение оружия либо его основных частей! До четырех лет с конфискацией имущества!
Парень посмотрел на меня с болью в глазах.
– И за подделку документов два года! – Я извлек из другого его кармана удостоверение сотрудника ГАИ. – Статья 327 того же Кодекса!
– Это настоящее, – прошептал он.
– И за дачу заведомо ложных показаний еще парочку! – подвел я итоги. – Смотри статью 307! В общей сложности у нас набегает восемь лет исправительных работ. Хотя чистосердечное признание и сотрудничество смягчит, я думаю, твою участь. Ну что? Будем сотрудничать?
Он обреченно кивнул.
У меня иной раз такое ощущение, что этих ребят уже набирают в органы прямо со школьной скамьи.
– Будем сотрудничать. – Я подтолкнул его к подъезду. – Пошли. Пятый этаж, восемнадцатая квартира. Лифта нет, извини. Пока дойдем, рассказывай, кто вас на задание послал.
– Начальник велел проверить адрес, – докладывал паренек, поднимаясь по лестнице. – По оперативной установке здесь проживает свидетель наезда, Журенко Андрей Георгиевич, шестьдесят второго года выпуска… Рождения то есть… А вы из РУБОПа?!
– Из него, – согласился я. – А что напарник твой наверху застрял?
– Не знаю! – Юный инспектор пожал плечами. – Двадцать минут жду! Рацию-то мы сдали после смены.
– А почему машина без опознавательных знаков?
– Да ведь это мой «жигуленок»! – пояснил он с готовностью. – С ночного дежурства мы! В гражданку переоделись уже, а начальник адресок этот велел проверить. И если, значит, свидетель по нем…
– По нему, – поправил я.
– По нему… То задержать и доставить в наше ГИБДД для выяснения. И оружие велел с собой захватить на всякий случай.
Так мы за разговорами добрели до пятого этажа. Дверь в квартиру Журенко была приоткрыта. Я поднес палец к губам и жестом приказал инспектору зайти внутрь. Для начала он опрокинул в прихожей
