болезнью».
– Ну...
– Тогда не «гиппократа», а «клятва российского врача», – я усмехнулась. – Честно исполнять свой врачебный долг и действовать исключительно в интересах больного, невзирая на пол, расу, национальность... и прочая и прочая. Я и действую... исключительно в интересах больного. Об этом редко говорят, но современная деонтология полагает, что личная неприязнь может повлиять на качество проводимой терапии. А личную неприязнь, я, как понимаешь, испытываю. Аж кушать не могу.
Софистика, софистика, черт бы ее подрал. Эх, Студент… Врачи – не ангелы с нимбом, летящие на крыльях ночи спасать человечество, а присяга не превращает их в роботов. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя же. Глядишь, не сгоришь до времени, а сгорают все, рано или поздно. Когда- то Вишневский отдал под трибунал подчиненного, отказавшегося оперировать офицера СС. Наверное, я плохой врач, но, окажись на месте того подчиненного, предпочла бы трибунал.
– А... – Парень хотел сказать что-то еще, но тут мы вывернули к открытым дверям секционного зала. Сашка дернулся и резко отвернулся, часто-часто моргая. Я высвободилась из руки держащего меня омоновца и пошла внутрь. Кажется, меня окликнули – неважно. Дверь баррикадировали зря – толпа вынесла окна вместе с сетками. Решеток не было – какой дурак будет грабить судебный морг?
Трупы. Тела, перевернутые столы, разбросанные инструменты. Сброшенный на пол вскрытый труп, органокомплекс валяется рядом. Михалыч с секционным ножом в руке, лица нет, разве что по залитым кровью сединам и узнать. Раскрытые двери хранилища, вытащенные из холодильника обнаженные тела... идиоты, они ж испортятся. Двое коллег, рядом с одним – табуретка с окровавленным углом. Судя по проломленной башке лежащего рядом типа в джинсовой куртке – своего Харона коллега прихватил за компанию. А может, не одного. Санитар. Сверху обнаженный труп – бросили, не глядя. Вадим.
Я опустилась на колени рядом.
– Женщина, не трогайте ничего!
– Глаза хоть закрыть дайте.
– Не трогайте! – мужчина подхватил меня под руку и рывком поднял.
– Пустите! Может, живой кто.
Он только крепче сжал мое предплечье, рядом материализовался второй добрый молодец, ухватив другую руку, так что брыкаться было совершенно бесполезно, и я покорно позволила вывести себя на улицу. Посреди двора валялись вытащенные из здания трупы. Кто-то, видать, забрать хотел, да не донес. И у ворот – свежие, одетые.
– Здесь ждите. Сейчас бригада приедет, разберемся, кого куда.
Из здания под руки выволокли какого-то мужчину, не слишком церемонясь, впихнули в стоящий рядом автобус. Интересно, как они отличают сотрудников от погромщиков? И откуда тела у ворот? Стреляли?
– Давка была, – стоящий рядом омоновец проследил за моим взглядом. – Сами друг друга...
Подъехали две машины «скорой», врачи исчезли в здании.
– Студент, ты курящий?
– Нет.
– И я нет, черт...
Подрулила еще одна легковушка с мигалками, оттуда выбрались трое в форме полиции.
– Маша! Что у вас тут за бардак?
– Привет, Костик, – откликнулась я. – Еврейский погром. Мы в роли евреев.
Врачи вынесли на носилках коллегу, загрузили в машину, «скорая» взвыла и рванула прочь. Живой. Хоть кто-то.
В другую машину определили подстреленного типчика, что ухватил меня за ноги. Водитель что-то объяснил своим по рации, машина уехала.
– Сейчас еще должны подогнать, – уже нормальным тоном сказал Костя. – Людей не хватает, что у нас, что у них.
Он огляделся.
– Больше никого не уцелело? Ни хрена себе... Пошли тогда, что ли, с тобой описывать?
– Костя, я не могу.
– Да брось, недавно ж вместе ездили.
– Костя, ёпрст, я вообще-то тут вроде как пострадавшая. Или свидетель, тебе виднее. Какое, к черту, «описывать»?
Оперативник выругался.
– Сумасшедший дом. Из ближайшей больницы, что ли, врача притащить? Так он нам тут понарисует...
– Повреждения нормально опишет. А вскрывать подтянете патанатома, в областной больнице свой морг, в первой городской тоже есть, в детской... найдешь, в общем. Вопрос в том, куда трупы везти – здесь нельзя оставлять, разгром полный.
– Да что ж это... – Костя разразился очередной матерной тирадой. Спохватился. – Прости, Маш. Сейчас с прокуратурой свяжусь, пусть решают.
Он вернулся к машине, долго разговаривал, потом пообщался с омоновцами. Мы ждали.
Подъехали еще две «скорые», как бы не те же самые: лица медработников показались знакомыми. Впрочем, могла и ошибиться.
– Маш, а что за разговоры об огнестреле? – вернулся Константин.
Я пожала плечами.
– Откуда мне знать? – я рассказала байку о том, как Сашка героически бросился меня спасать.
– Ясно, – буркнул Костя. – В общем, езжайте-ка вы в отделение. В изолятор засовывать не будем, свои люди вроде как, в коридоре посидите. Но показания дать придется по всей форме.
– Костик, я у тебя в подозреваемые переквалифицировалась?
– Маша, не морочь голову. На допросе разберемся.
– Весело. Слушай, а переодеться можно? Не в этом же, – я дернула за полу хирургического костюма, – потом от вас домой переться.
– Что за детский сад? Кто тебе даст в вещдоки переодеваться?
– Вот черт... Ты уверен, что пойдут как вещдоки?
Константин вздохнул:
– В этом вашем погроме как вещдок пойдет все. Поди тут с ходу разбери, где что и куда. Сколько времени описывать место происшествия будем – даже думать не хочу.
– Гадство... у меня там сумочка в раздевалке оставалась.
– Много денег было?
– Денег немного, саму сумочку жаль, и кошелек новый. – Я махнула рукой. – Черт с ним, сгорел сарай, гори и хата, но если найдешь – дашь знать, ладно?
– Дам знать. Идите, вас проводят. И мобильный парням отдай. Уходить из отделения будешь – вернут.
– Погоди, мужу можно позвонить?
– Валяй.
Ив трубку не взял. В операционной, как пить дать. Черт. Знать бы точно, в качестве кого меня забирают – свидетеля или подозреваемой? В тюрягу не хотелось однозначно. С другой стороны, пусть лучше трое судят, чем четверо несут.
– Да, Костя, по твоей идее…
– Не до того сейчас, – отмахнулся он. – Двигай уже.
В автобусе омоновцы поснимали маски, превратившись в усталых, плохо выбритых парней. Ехали молча всю дорогу. Дежурный выдал расписку на телефон, потом нас усадили в коридоре и оставили вроде как без присмотра, но какое «без присмотра» может быть среди снующих туда-сюда полицейских?
Я прислонилась затылком к стене, прикрыв глаза. Мозг, переполненный впечатлениями, отчаянно хотел отключиться – так вылетевшие от скачка напряжения пробки вырубают электричество во всем доме.
– Мария Викторовна, вы спите? – В голосе Сашки было столько неподдельного изумления, что я приоткрыла один глаз.
– Студент, ты патфизу на сколько сдал?
– На четыре...
– Значит, знаешь, что такое запредельное торможение.
И все-таки отключилась. До тех пор, пока кто-то осторожно не тряхнул за плечо.
– Так безмятежно дрыхнуть может только человек с чистой совестью.
– А с чего бы ей быть нечистой? – буркнула я, продирая глаза. – Олежка? Ты откуда здесь?
– Странный вопрос, – рассмеялся Олег. – Действительно, что капитану делать в РОВД?
– И в самом деле. Извини, спросонья не соображаю.
Я провела ладонями по лицу, сгоняя остатки сна. Где-то внутри снова заклокотал адреналин. Нервы ни к черту.
– Маш, а ты что тут делаешь?
– Видишь ведь: в милицию замели, дело шьют, – усмехнулась я.
– Что случилось? – разом посерьезнел Олег.
– Бюро разнесли. Толпа. Всех наших... не знаю, при мне одного «скорая» увезла, может, еще кто живой остался, мне проверить не дали.
Олег присвистнул.
– Это ЧП минимум районного масштаба. Шума будет... Сейчас, посиди, я поразузнаю.
– Куда я отсюда денусь?
– Действительно...
Олег исчез в одном из кабинетов. Я снова прислонилась затылком к стене.
Бардак. По-хорошему мы с Сашкой должны бы сейчас сидеть не здесь, а в изоляторе, каждый в своем. Потому что за то время, которое мы уже провели в коридоре, можно было бы обсудить не только коротенькую историю, но и детали второго пришествия. А можно было бы и вовсе встать и уйти. Теоретически.
– Машка, ты в курсе, что в рубашке родилась? – поинтересовался вернувшийся Олег.
– Догадываюсь.
– Точно не знаешь, кто стрелял?
Олег, конечно, друг Ива, и муж ему доверяет больше, чем кому-либо. Но он еще и мент. И хороший мент, судя по тому, что я о нем слышала. Рискнуть?
– Ну… ты еще спроси: Павел Андреевич, а вы шпион?
– Понял, – медленно произнес Олег. – Серьезно.
– Позвони Ивану, пожалуйста. У меня телефон отобрали.
– Не «отобрали», а «изъяли». Позвоню.
– Спасибо.
Он открыл было рот сказать что-то еще, как одна из дверей шарахнулась об стену, выпуская дородную даму в погонах. Вслед за ней вылетела еще одна и вцепилась первой в шевелюру. Из кабинета появилась третья женщина, принялась оттаскивать вторую. Олег, осекшись на полуслове, бросился разнимать дерущихся.
Из не слишком внятных воплей, перемежающихся отборным матом, можно было понять только, что одна из дам торчит на работе до трех ночи и потому дополнительная нагрузка ее не порадовала. Тем более что порученное дело вроде как находилось в компетенции второй, начальницы… и вообще у той звание выше и зарплата вдвое больше, вот пусть сама и разбирается.
Олег, крепко взял полковничиху за плечи, повел
