пятнадцать, в комнату собраний набилось человек сорок, а ещё больше собралось на улице. Переглянувшись, мы решили, сначала поговорить со всеми сразу. Выйдя на крыльцо, Яша начал 'двигать речь'. Послушав его я поморщился – сплошные лозунги! Ну нельзя сейчас так, люди другого ждут! Поэтому, перебив Зильбермана я вышел вперёд:
— Товарищи! — и замолчал, в горле вдруг пересохло. На меня смотрели десятки глаз, с надеждой, со страхом, ехидно. Не было только безразличия, в этих молодых и старых глазах. Мне показалось, что они мне говорят' …давай-давай, ври – защитничек!' и именно эта мысль, встряхнула меня. — Товарищи. Не буду говорить вам красивых слов и врать. Вы сами видите – фашисты прорвали фронт, мы вынуждены отступать, отдавая вас во власть врагов. Простите нас и поверьте – это ненадолго! Как бы ни было сейчас тяжело, мы победим! И они ответят за всё! В вашем селе мы уничтожили подразделение румынской армии, чтобы не навлечь на вас месть захватчиков, трупы вывезли подальше от села. Пока мы можем только так попытаться сохранить ваши жизни. У нас есть к вам просьба. Именно просьба, не приказ. Может быть, кто-то из вас видел немецкие части или знает важную информацию, придите в контору, расскажите нам об этом. И ещё. Если кто хочет записаться в ряды Красной Армии, прошу туда же. Вот, товарищи и всё, что я хотел вам сказать.
На площади было тихо, люди молча стали расходиться, лишь изредка переговариваясь между собой. А я пошёл в контору, не обращая внимания на ошалелого Зильбермана. Усевшись за большой стол, я спросил:
— Яш, а что ты так занервничал?
— Андрей, ты вообще умеешь думать? — возмущённо, еле сдерживаясь от перехода на крик проговорил тот. — На хрена ты это всё наговорил? Думаешь похвалит тебя Мехлис за эту инициативу? Да скорее, он тебе по бестолковке настучит, чтобы…
Яше пришлось прерваться, к нам зашёл предмет разговора, Мехлис. Подойдя к столу, он негромко сказал:
— Всё правильно. Правильно сказал Стасов и прав ты, Зильберман. Не умеешь говорить с людьми – не берись! Понятно, товарищ старший лейтенант ГБ? А если понятно, то вы, Зильберман, остаётесь здесь общаться с людьми, а Стасов пойдёт со мной.
Вернувшись в дом, в котором всё началось я стал ждать разноса, но последовало совсем другое.
— Андрей, пусть Зильберман общается с людьми сам. Ты так и не научился говорить по-нашему, а люди это замечают. Сказал ты всё правильно, по делу, поэтому разноса не будет. Попей чайку, передохни, времени мало осталось и давай помолчим.
Минут через двадцать вернулся Зильберман с которым пришёл и Чуприн. Пока Яша рассказывал о результатах бесед с колхозниками, я, наконец-то, познакомился с капитаном. Оказалось, что зовут его Александр Николаевич, сам он с Дальнего Востока, из Хабаровска (почти земляк!) и оказался компанейским мужиком. Было ему тридцать лет, среднего роста брюнет, с ранней сединой и 'эльфийскими' глазами, фантастически зелёного цвета. Прихлёбывая чай, он помимо своих 'анкетных данных' успел рассказать, что нашли 'подарки'. В румынском грузовике, обнаружили несколько ящиков оружия, причём советского. Где они только его взяли?
— …Понимаешь, Андрей, когда бойцы меня позвали, я чуть не сдурел. Да в моём батальоне было меньше ППШ, чем мы нашли в этой тарахтелке. Целых тридцать штук! Да патронов пара ящиков! Каково? Всех, у кого винтовки и немецкие МП перевооружил! Теперь хорошо можно немцам при встрече вломить. Да и то, что взяли с румын лишним не будет, мы теперь можем людей вооружить, а это… — от полноты чувств он аж головой закрутил. — Это просто отлично. А с учётом того, что твой товарищ пятнадцать человек привёл, то совсем здорово! Нас теперь почти два взвода! А с бронетранспортёром мы силой стали! Правда горючки меньше, чем хочется… — грустно закончил он.
— Вот что, товарищи командиры. В свете последних событий, слушайте приказ. Выдвигаемся в направлении Прохоровка – Старогнатовка – Гранитное. Вооружить призванных бойцов и, — Мехлис посмотрел на часы, — через пятнадцать минут построить весь отряд на площади для принятия присяги пополнением. Пусть это не совсем правильно, но так нужно.
Через двадцать минут, я стоял в строю вместе со всеми и мысленно, вслед за новичками, повторял слова присяги:
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, — торжественно повторяли за Мехлисом пятнадцать молодых парней, решивших пойти с нами. — Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся.
Второй раз я слушал текст присяги и думал о разнице в текстах военной присяги сейчас и потом, в двадцать первом веке. В той присяге главное – защита 'конституционного строя' а уж потом народа и Отечества. Даже саму суть присяги изуродовали будущие властители страны. Главное – их власть, а остальное потом, если время останется. А военные клянутся, в первую очередь власть. Да, присягу нарушали только выполнять приказы и защищать многие и во все времена. Только в двухтысячных и нарушать не нужно, соблюдай дословно и всё. Для народа хорошего ты мало сделаешь, скорее всего. Для 'отцов-командиров' всегда будет отмазка, ведь защита долбаного 'конституционного строя' первая по важности, всё остальное потом. Хотя, может теперь и не будет той власти, для которой главное 'бабло', а не страна и люди? Дай-то Бог, чтобы я был прав!
Глава 28
Выехать во время, указанное Мехлисом, не получилось, разгулялся буран. Видимость стала нулевая, поэтому решили не рисковать и выехать только утром. Было заметно, что люди только радовались такой задержке – устали все очень сильно и морально, и физически. Бой, последовавшее за ним бегство по снежной целине, уничтожение румын – всё это даром не прошло. Да и сам Лев Захарович не особенно расстроился из-за непогоды, видимо тоже устал.
А утром, 20 декабря, мы выдвинулись. Сейчас наше положение было, скажем так – интересным. Хорошо вооружённый отряд, обеспеченный техникой, боеприпасами и продуктами (спасибо колхозникам из Чичерино, снабдили нас очень здорово, причём сами!) но вот где мы находимся? В тылу у немцев? Между немецкими и нашими частями? Или наши опять всё отбили? Полная неизвестность! Да и техника наша… Нет, бронетранспортёр и грузовик – это хорошо и вовремя. Но. Есть это поганое 'но'. При встрече с немцами это здорово нам поможет, а при встрече с нашими? Не расфигачат ли нас сходу? Всё может быть, поэтому ехали аккуратненько, на цыпочках. Да ещё Чуприн, чудо в перьях! Сначала всем бойцам, у кого были винтовки выдал автоматы, а потом спохватился, блин. В итоге отобрал десять человек очень хороших стрелков, и сделал из них что-то вроде снайперов. Только вот настоящих 'снайперок' у нас всего две было, но и то хлеб! Ребята из Чичерино оказались подготовленными, во всяком случае – стрелять умели все, при этом неплохо. Чуприн разбавил опытных бойцов новичками и получились два неплохих взвода. А по огневой мощи, с учётом автоматов и пулемётов, вообще песня. Как сказал Чуприн '…если бы 22 июня в нашей дивизии взвода были так вооружены, была бы совсем другая история…', а я горько подумал тогда, что вооружение не главное, вернее не самое главное. Гораздо важнее уметь им пользоваться, не только на уровне рядового бойца, но и генеральском. Наши всё ещё учатся воевать, учатся на ходу, у немцев. А немцы учителя жёсткие, либо научишься – либо умрёшь. Третьего не дано.
Обо всём этом, я думал сидя в тёплой кабине грузовика, мне повезло, что меня и Чуприна Мехлис отправил в 'опеля', а сам остался в 'бронике'. Правда мне кажется, что скоро поменяемся местами. Здесь гораздо комфортнее, и теплее! Телепаемся потихонечку и ладно. Даже в холодном БТРе лучше, чем пилить
