— Поздравляю! — я аж присвистнул и хлопнул его по плечу. — За что дали-то? И как ты такое 'украшение' на лице заработал?
— Да ну, ерунда, — он смутился. — Нечаянно немецкого полковника в плен взял. А шрам тогда же и получил. Осколок от гранаты так резанул. Да нечего мне рассказывать, товарищ старший лейтенант, ничего особенного я не делал…
Я слушал Золотинцива, смотрел на его лицо и думал. Да, ничего особенного. Просто взял полковника. Просто осколок резанул. Просто воюет, защищает Родину. Всё просто. А потом, такие как он, уже постаревшие, просто были брошены страной, которую спасли. Преданы потомками, живущими благодаря их сегодняшней 'простоте'. Бритоголовые ублюдки будут поливать их грязью а 'истинные демократы' называть тупым, оболваненным мясом, оккупантами… А вот хренушки им! У Сталина теперь есть достаточно информации, чтобы ничего подобного не произошло. Да и Никиты больше нет. Совсем другое будущее будет. Не знаю, лучше или хуже – но другое.
Наконец-то наступило оговоренное время. Минута в минуту, ровно в три часа ночи, раздался грохот орудий и немецкие позиции поглотил огонь. Честно, это было страшно! Ночной мрак разрывали вспышки пламени, казалось, что само небо рушится на землю – такой стоял грохот! Мы двинулись вперёд, по оговоренному коридору. Честно говоря, половину дороги я проделал с закрытыми глазами, так было спокойнее и не так жутко. Всё прошло почти так, как и надеялись. Похоже, что расчёт на наглость и внезапность сработал полностью, единственной нашей потерей стал последний БТР с тремя бойцами, накрытый прямым попаданием опомнившимися немецкими артиллеристами.
А в восемь утра, мы были уже в Новошахтинске.
И началось! Бумаги, бумаги, бумаги. Я, по своей наивности, думал: раз мы вышли с Мехлисом, да ещё захватили трофеи, особых проблем не будет. Куда там! Нет, совсем уж особых проблем не было, но вот писанины… Развёрнутый рапорт, свои впечатления, дополнения к рапорту и т. д. и т. п. Задрали! А 'разговоры' с коллегами из следственного управления, с их вопросиками? Простейшие звучали так: как вы считаете, старший лейтенант Зильберман не испытывал жалости к уничтоженным в Гранитном немцам? Как себя проявил капитан Чуприн? И так по каждому из нашего отряда! Думаю, что и про меня задавали подобные вопросы. Я понимаю, что нужна бдительность и всё такое, но меру-то нужно знать. Хорошо, что всё кончается, закончились и эти мучения. Утром, 30 декабря, пришёл Лев Захарович и сообщил, что после обеда вылетаем в Москву.
— Всё, товарищи, руководство решило закончить нашу инспекторскую поездку, — он улыбнулся. — Не хотят больше слышать о наших приключениях. Так что Новый год встретим в Москве. А тебе, Стасов особое сообщение. Некая Олеся вернулась из командировки и ожидает тебя дома.
После этого он довольно засмеялся, глядя на мою счастливую физиономию. А я действительно был счастлив! Всё последнее время я загонял мысли об Олесе куда-то на самое, самое дно души. Боялся сам себе такого нафантазировать, что потом и жить не захотелось бы. Но теперь! Теперь всё будет хорошо!
До отлёта время пролетело незаметно и мы уже на аэродроме. Там меня ждал ещё один сюрприз, надо сказать, что сюрприз был приятным. Лететь нам предстояло не на ТБ, как в прошлые разы, а на совсем другом самолёте. Сначала я подумал, что это ЛИ-2, на которые часто натыкался в книгах о партизанах, но лётчик, явно влюблённый в свой самолёт меня просветил. Оказалось, что это новенький 'Lockheed C-60 Lodestar' недавно купленный в САСШ. Попав в салон самолёта, я понял, что лететь будет намного приятней. 10 довольно комфортабельных сидений, и вообще, общее впечатление самое приятное. А уж когда взлетели! Нет, конечно шумновато и болтает немного, но в сравнении с ТБ, это как 'жигули- четвёрка' и мерс-универсал. Конечно я преувеличиваю, но не особенно сильно. А вот летели мы дольше. Всё из-за того, что пришлось залетать ещё в пару мест и забирать там важных дяденек, один из которых показался мне смутно знакомым. Его мы забрали в Саратове. Мехлис усадил его рядом с собой и они стали, вполголоса, о чём-то разговаривать. А я всё пытался вспомнить, где же я его видел? В какой-то момент он улыбнулся и я вспомнил – Королёв! Ёлки-палки! Сам Сергей Павлович! Получается он уже не под арестом и не у Туполева? Значит работают по моим 'рассказам', работают! Интересно, если Сергей Павлович уже сейчас плотно занимается ракетами, значит ли это, что и в космос раньше полетят? Блин, у меня аж весь сон пропал. Мне до сих пор было дико встречать людей-легенд. Дай-то Бог, чтобы теперь Королёв подольше прожил, сколько он в известной мне истории не успел, уму непостижимо. Интересно, а Мехлис-то его откуда знает? Ведь с откровенным интересом расспрашивает Королёва о чём-то. И фиг с ним, знает и знает. Буду спать. Пока я определился с этой мыслью, мы уже подлетели к Москве.
На аэродроме наш самолёт ждали несколько машин. Меня с Зильберманом посадили в привычную 'эмку' и повезли в 'контору'. Как сказал встречающий нас лейтенант – '…товарищ Берия приказал сразу к нему доставить, не задерживаясь..'
Зайдя к Лаврентию Павловичу, мы козырнули и Яша доложил:
— Товарищ народный комиссар, старшие лейтенанты государственной безопасности Зильберман и Стасов из служебной командировки прибыли. Готовы к выполнению новых заданий.
Берия, всё это время стоявший у своего стола, хмыкнул и обошёл вокруг нас. После этого он встал передо мной, посмотрел в глаза и устало спросил:
— Стасов, скажите, вы раньше тоже собирали вокруг себя неприятности? — и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. — Складывается такое впечатление, что там, где вы оказываетесь, рано или поздно что-то произойдёт. Нам что, вас действительно в камере запереть? — помолчав, он сам себе ответил. — Нет. Чего доброго вулкан образуется. Что вы молчите, Стасов? А вы, Зильберман? Вам что было сказано? Как вы должны были действовать в Волновахе? Плюнуть на всё, схватить этого обормота в охапку и, со всех ног, кинуться подальше от фронта. А вы? В войну поиграть захотелось?! Пострелять?! А если бы Стасов к немцам попал?!! Вы пред…
Тут я решил вмешаться и будь, что будет!
— Не попал бы, товарищ нарком! Уж застрелиться бы я смог.
В какой-то момент, мне показалось, что Лаврентий Павлович сейчас плюнет на всё и просто пристрелит меня, такой взгляд у него стал. На моё счастье он сдержался, опять сел за стол и, более спокойно, продолжил:
— Хм, не попал бы. А если бы ты потерял сознание, или ранен был? Как дети малые! Хорошо, что всё так закончилось, — он потёр грудь с левой стороны, — на вас никакого здоровья не хватит. Ладно. Своё вы ещё получите. А сейчас… Даю вам три дня отпуска и… молодцы, что остались живые. Идите!
— Бляшке, надеюсь у вас что-то действительно важное? — Крогер был не в настроении. Пять минут назад у него состоялся очень неприятный разговор со своим непосредственным руководителем, начальником Айнзацгруппы Ц, бригаденфюрером СС и генералом полиции, доктором Максом Томасом. Из разговора следовало, что Крогером недовольны, причём была неясна причина этого недовольства. Дело двигалось, работа полиции из местных кадров налаживалась. Коммунистов успешно вылавливали. С 'еврейским вопросом' тоже было всё нормально. Буквально вчера, заместитель бургомистра Юзовки, принёс проект образования еврейского гетто. Так нет же, получил непонятный разнос! Видимо кто-то 'напел' начальству непонятно что! Ну ничего, ничего, разберёмся и с этой проблемой. Старый друг Рейнхард (Рейнхардт Тристан Ойген Гейдрих, временно исполняющий обязанности рейхспротектора Богемии и Моравии, начальник Главного управления имперской Безопасности, обергруппенфюрер СС и генерал полиции) поможет, если к нему обращусь. А пока разберусь сам.
— Так как, Бляшке, серьёзный вопрос или нет? — один из подчинённых следователей одновременно нравился Крогеру и раздражал его. Нравился профессионализмом, въедливостью и этим же раздражал, особенно в такие минуты.
— Важное, господин штурмбанфюрер. Один из допрашиваемых коммунистов сообщил, что в окрестностях Волновахи, спрятан раненый сотрудник НКВД, входивший в группу Мехлиса. Якобы он был приставлен лично Берией, для скрытого охранения, но не самого Мехлиса, а какого-то старшего лейтенанта, входившего в группу.
