— их ещё никто не слышал.
Каждого учителя, приходящего на урок, встречали улыбками и радостными возгласами. И учителя тоже улыбались, словно у всех сегодня был большой праздник.
А физик Геннадий Сергеевич вообще изменил тему занятий: как начал рассказывать о космических полётах, о Циолковском и о ракетах, так и говорил до звонка. И никто не подумал над ним смеяться или передразнивать, хотя он гмыкал по-прежнему, а слушали не прерывая.
К концу дня по школе разнесся слух, что вечером спутник будет пролетать над городом и что его можно увидеть в бинокль.
Несколько человек из класса сговорилось убежать с последнего урока за биноклями. Но заглянул Володя и опроверг слухи: спутник над их головами сегодня не появится. По уточнённым координатам его движения, сообщённым по радио, он часов в семь вечера по местному времени будет над Москвой, потом пролетит над Индией, Америкой и Чехословакией, а ночью будет снова над Москвой.
— Вот счастливцы москвичи! — вздохнул кто-то шутливо.
— Мы, сибиряки, тоже скоро его увидим, — пообещал Володя. — А сигналы, если хотите, можно услышать хоть сегодня!
— Как? — раздались голоса. — Как?
Володя ответил, что десятиклассники в физическом кабинете приняли сигналы и записали их приборами.
— По этому вопросу обращайтесь к моему другу, специалисту по радиотехнике Евгению Камневу!
— Это который у нас на первом сборе на баяне играл? — спросил Галкин.
— Он самый!
Делегацию к специалисту Жене направили немедленно.
Кто-то внёс предложение собирать металлолом не на вагоны, а на космическую ракету. Однако эту идею отвергли, решив, что для ракеты требуется не обыкновенное железо, которое ржавеет под дождём, а какой-нибудь особенный материал.
Володя сказал:
— Как видите, путешествовать в будущее нам помогает сама жизнь. Искусственный спутник Земли ещё вчера был сказкой, а сегодня первая запущенная человеком луна уже бороздит небо. Открывай, Гена, ящик с предложениями!
Записок в ящике оказалось уйма. Как и следовало ожидать, содержание многих из них было известно. Но некоторые, написанные девочками, прозвучали впервые: побываем у врачей через сорок лет! Остановимся в гостях у людей профессий будущего!
Володя аккуратно складывал записки стопкой.
— Порядочно набирается. Если делать все остановки, хотя бы по пять минут каждая, на сбор потребуется часа три.
— А за пять минут многого не узнаешь! — отозвался Кузеванов. — Про нашу Сибирь полчаса рассказывать!
— Верно, — согласился Володя. — Поэтому для сбора мы отберём лучшее. Общий маршрут путешествия определит штаб, основываясь на всех этих предложениях. — Он потряс в воздухе записками..
Тут Стасик воскликнул:
— А я предлагаю ещё одну остановку! Самую главную.
— Какую?
— На спутнике! — И, довольный тем, что он первый сообразил выдвинуть такое чудесное предложение, Стасик принялся объяснять: — Изучим устройство спутника, облетим на нём вокруг Земли, изучим космические лучи.
Неожиданно раздался голос Галкина:
— Да нет! Ведь Володя сказал: спутник — уже достигнутое. А если будущее, так надо на звёзды лететь! Взять такой день, когда люди полетят на звёзды, и как бы полететь вместе с ними!
— Тоже верно! — поддержали Галкина ребята. — Остановка на ракетодроме в день первого полёта на звёзды!
— Пожалуйста, — буркнул Стасик. — Можно и на звёзды!
Если сказать правду, он сильно обиделся на то, что его предложение не приняли, но подумал: ладно, он ещё заставит ребят прислушаться к себе — ведь готовый чертёж ракеты находится в его руках, а Володя обещал его рассмотреть тоже сегодня.
В самом деле, Володя вскоре сказал:
— А ну, взглянем, что сделал Гроховский.
Широко улыбаясь, заранее тая от ожидаемых похвал, Стасик развернул чертёж; ребята сгрудились вокруг. Чёрные линии, выведенные тушью, чётко обозначали контуры ракеты. Водя пальцем по листу ватмана, Стасик непринуждённо объяснял: здесь отсек управления, здесь кабина первого пилота, здесь помещается радист.
— А для экипажа где место? — спросил Кузеванов.
Стасик показал на квадрат, закрашенный голубой краской, и незаметно оглядел ребят.
— Неплохо, — сказал Зайцев. — Только тесновато.
— Да и помещения для проекционного фонаря не вижу, — вставил опять Кузеванов. — Мы ведь картинки на стене показывать будем, проекционный фонарь надо где-то ставить.
— Вот здесь, — уже без воодушевления проговорил Стасик.
— На хвосте, что ли? — засмеялся Галкин.
Стасик вспыхнул и, отпихивая всех локтями, стал сворачивать чертеж.
— Постой, — остановил его Володя. — Ты что? Критика не нравится?
Стасик не ответил.
— По-моему, так, — продолжал Володя. — Вычерчено хорошо, но не всё продумано. А дело ответственное. Нам не просто на бумаге рисовать, нам строить надо.
— Громоздко для строительства, — заметил Зайцев. — Вот эту бы часть убрать.
— Или эту расширить, — добавил Кузеванов.
Стасик стоял безучастный к разговору. Он понял одно: чертёж его не вызвал восторга.
В этот момент опять раздался голос Галкина:
— А знаете, что я предлагаю? Никакую ракету не делать! Ведь и ракета — уже достигнутое. А мы сделаем совсем новое — такую фантастическую машину. И полетим на ней, куда захочется!
— На звёзды на машине не улетишь, — возразил Стасик. — На звёзды как раз в ракете надо.
— А мы должны не только на звёзды, но и в разное время! Вот и пусть будет машина времени!
— Это идея! — обрадованно воскликнул Кузеванов. — Ай да Галкин!
— Машина будущего! — подхватил Зайцев.
Другим ребятам тоже очень понравилась галкинская идея. Все начали обсуждать, какую форму придать машине да как устроить телевизионный сектор — поставить проекционный фонарь и показывать на экране «телерепортаж» с каждой остановки из будущего. Конечно, азартнее всех обсуждал сам Галкин.
«Радуется, что по его вышло», — усмехнулся Стасик.
И с неприязнью подумал о ребятах: раньше сами говорили о ракете, а теперь им подавай какую-то машину. И когда, завершая все споры, Володя объявил, что придётся Гроховскому сделать новый чертёж, Стасик холодно ответил:
— Нет уж, теперь пусть сам Галкин чертит!
— А что — и начерчу! — простодушно согласился Галкин.
Ребята переглянулись, покосившись на вожатого, а он пристально посмотрел на Стасика и твёрдо сказал:
— Прекрасно! Пусть чертит Галкин!
Пряча от всех глаза Стасик отошёл к своей парте. Он чувствовал, что поступил плохо, но не в силах
