— Да так, — ответил Стасик. — Ракету они не захотели, а ракета, по-моему, лучше… А это так, — он пренебрежительно махнул рукой.
Но глядел он при этом вбок, потому что не мог смотреть маме в глаза: ведь на самом деле и ему машина времени нравилась больше, чем ракета, по крайней мере она была совсем необычной! Но признаться в этом даже самому себе не хватило духа.
Нахмурившись, он снова сел рядом с Шереметьевым.
Он понимал, что с ребятами у него получается плохо: чертёж делать отказался, и сидит действительно от всех в стороне, и на звёзды лететь не может, хотя очень хочется.
А Галкин ходит героем! К нему обращаются с вопросами, и он сам советуется, не лучше ли переделать то да изменить это. Послушать — так первый человек в классе! А вот на алгебре этот первый человек опять не сумел решить у доски задачку, и Павел Степанович поставил ему, первому человеку, уже не первую двойку.
— Вот как у нас! — воскликнул Шереметьев, когда ребята начали рассказывать пришедшей в класс Таисии Николаевне о машине времени. — В будущем двоечников не должно быть, а Галкина берём. Да ещё чуть ли не главным конструктором делаем!
Таисия Николаевна серьёзно сказала:
— А мы его по дороге исправим.
Всем ребятам ответ учительницы понравился, они одобрительно загудели, а Шереметьеву пришлось замолчать.
После уроков Прасковья Дмитриевна предупредила Стасика:
— Подожди меня… Я скоро.
Она задержала в дверях Галкина и, отведя его к окну в коридоре, начала с ним разговаривать. Стасик издали видел, как Галчонок что-то отвечал, пожимая плечами. Потом он убежал, а Прасковья Дмитриевна зашла в учительскую и немного спустя появилась вместе с Таисией Николаевной. Они тоже о чём-то побеседовали и распрощались у лестницы.
— Пойдём, — кивнула Прасковья Дмитриевна стоящему в отдалении Стасику.
— Ну, как тебе у нас? — спросил Стасик, пытаясь шутливым тоном прикрыть своё смущение: он знал, что мама сама заговорит с ним и о классе и о ребятах, и ему не хотелось подавать виду, что он обо всём этом сейчас стесняется с ней говорить.
А она заявила напрямик:
— Вы с Шереметьевым не понравились! Держитесь так, словно считаете себя лучше всех!
— А что они? — воскликнул Стасик, не в силах больше таить обиду. — Не ценят, не слушают… Лентяи у них в почете…
— Лентяи?
— Конечно! Хотя бы Галкин… Чертить взялся, а двойку опять заработал. Сама видела…
— Видела. Даже разговаривала с ним.
— Ну и вот! А мы хорошо учимся и везде первые, а они…
— Мы, они, мы! — перебила Прасковья Дмитриевна. — Как не стыдно так себя нахваливать!
— Я не нахваливаю. Но ведь учёба для нас главное, а они…
— А они не хвалят, да? И не хотят тебя окружать почётом? Значит, подумай, одними ли отметками почёт добывается? И об одних ли похвалах нужно заботиться? Я просто удивляюсь, — продолжала Прасковья Дмитриевна, — как ты сейчас рассуждаешь! Когда ты вначале помог сделать Галкину альбом, я порадовалась. Я видела, что у моего сына доброе сердце. Пусть дружба с Галкиным была бы для тебя нелёгкой, но я верила — ты поведёшь его за собой к хорошему. Но ты предпочел отступиться, пошел по кривой дорожке себялюбца. И хотя сейчас у тебя лучше отметки, чем прежде, они меня мало радуют! Подумай и об этом!
Стасик молчал. Он чувствовал: мама говорит с неподдельной горечью. Конечно, ей тоже очень обидно, что сын проявил себя как эгоист-себялюбец и поэтому сидит теперь в стороне от других ребят. И все на него только косятся, и лучшим другом его стал ученик, которого в классе никто не любит.
…А поздно ночью Стасик проснулся от маминого голоса. Голос звучал из освещённой столовой через полуоткрытую дверь — негромкий, но явственный.
— Я очень за него беспокоюсь, очень. Он растет. Характер меняется. И если сейчас не обратить внимания…
— Но ведь ты обратила, — послышался папин ответ.
Стасик затаил дыхание. Родители беседовали о нём! Не требовалось никаких усилий, чтобы разобрать каждое слово. И не хватило мужества закрыться с головой одеялом: так велик был соблазн хоть минутку послушать, что говорят о тебе родители, когда остаются наедине.
— Я не могу только понять, — удивилась мама, — откуда у него появилась эта черта? Ну, откуда? Кажется, ни ты, ни я не воспитываем в нём эгоизма, наоборот, стараемся подать хороший пример.
— И всё-таки, вероятно, мы сами и виноваты, — возразил папа. — Мы часто говорили ему, что он должен вести себя так, чтобы заслуживать только похвалы. Вот постепенно в нем и родились это тщеславное самолюбование, желание выделиться, быть на виду…
— Да, возможно. Кстати, и вчера за столом я ведь нарочно затеяла с тобой спор. Я ведь не хуже тебя понимаю, что учёных — создателей спутника в своё время и назовут и наградят. Но это не самое главное. И надо ему внушить.
— Да, да. Я не сообразил, ты извини…
— И ещё, — продолжала мама, — попрошу: уделяй ему больше времени. Мне одной становится трудно с ним. Тебе некогда, это ясно, но ведь надо…
— Согласен, тоже абсолютно согласен. И я обещаю. Надо только подумать, как теперь изменить нам своё отношение к его успехам. Чтоб не вышло так: мы умерим восторги, а он, не видя привычных похвал, ещё разобидится.
— Этого я не боюсь, — сказала мама. — Он умный мальчик и поймёт правильно. Только бы вовремя спохватился.
— Да, если упустить время и эти черты разовьются, будет печально…
— Ужасно! — воскликнула мама.
— Я обещаю тебе, — повторил папа. — Надеюсь, мы с ним найдём общий язык…
«Найдём, найдём!» — хотелось громко крикнуть Стасику. Он представил себе, как сидят сейчас в той комнате родители и, взволнованные, опасаясь за его судьбу, совещаются друг с другом.
Стасик опустил голову на подушку и нечаянно задел локтем стоящий около кровати стул. Со стула с грохотом упала на пол толстая книга. Стасик досадливо поморщился, закусив губу.
Голоса в столовой мгновенно смолкли. Щёлкнул выключатель. На пороге остановилась мама.
— Ты разве не спишь? — Вопрос её прозвучал встревоженно.
Стасик не захотел притворяться спящим и нагнулся, поднимая книгу.
— Да вот… упала…
И сразу отвернулся к стенке.
Мама постояла немного молча, потом выключила свет и тщательно, очень плотно прикрыла за собой дверь. Голоса в столовой зазвучали приглушённо.
Эх, родители, родители! Ну почему вы так испугались!
Да знали бы, как полезно иногда бывает услышать сыну, о чём говорите вы о нём друг с другом наедине!
Глава 28. Анина ошибка
Аня терялась в догадках: что происходит с Галкиным?
После похода в лес он как будто взялся за ум. Ане показалось, что всё налаживается. Но вот он опять стал шептаться с Лядовым по углам, получил двойку по географии, пропустил дружинный сбор, опоздал один раз на уроки, а сейчас, хотя и увлёкся разными пионерскими делами — и поисками металлолома и полётом
