вероятность, что когда-нибудь вы сможете простить меня?
— Конечно. Могу даже устроить вам трепку, если от этого вам станет легче.
Роберт явно протягивал мне оливковую ветвь. Сказать по правде, я вдруг так обрадовалась, что на мгновение мне даже стало стыдно.
— Вчера я разозлился как черт — понимаете, мне была невыносима сама мысль о том, что Вильям нас обманывает. Это ужасно — знать, что твой собственный сын лжет, глядя тебе в глаза, таскает из дома вещи… словно мы враги ему…
— Понимаю. Любой отец на вашем месте чувствовал бы то же самое. Вы тут ни при чем, все это нормально. Мне просто не стоило так переживать. Видите ли, это моя ахиллесова пята — я слишком многое принимаю всерьез.
Роберт удивленно поднял брови:
— Вот уж никогда бы не сказал. На меня вы произвели впечатление человека, всегда уверенного в своей правоте. Мне бы и в голову не пришло, что вы переживаете. Тогда я вдвойне виноват.
Я с улыбкой покачала головой.
— Конечно, вы оказались правы насчет наркотиков, — тяжело вздохнув, продолжал Роберт. — Сначала Вильям все отрицал… потом сознался. Эх, бедняга! Видите ли, его дразнили… считали, что он задирает нос потому, что живет в большом доме. Старшие мальчики вечно гоняли его с поручениями, как собачку. Вот Вильям и старался стать таким, как они. Возможно, потому, что боялся. Честно говоря, я в растерянности…
Роберт с расстроенным видом тяжело опустился в кресло и подпер голову ладонью.
— И вы считаете, что это подходящая школа для Вильяма?!
— Я считаю, что это неподходящая школа для кого бы то ни было. Там правят бал зависть и желание унизить другого. Те, кто хочет выжить, должны быть как все. Им, как и их родителям, приходится глумиться над тем, что всегда было предметом уважения и восхищения, над величайшими человеческими ценностями… музыкой, литературой, историей. И все лишь для того, чтобы скрыть от других собственное невежество. Если бы вы знали, как мне порой тяжело!
Роберт скрипнул зубами и невидящим взглядом уставился в потолок. «Господи, да ведь он же Гамлет, — пронеслось у меня в голове. — Умный, тонкий, чувствительный — и при этом такой же нерешительный, как бедный принц Датский».
— Если я оставлю преподавание и стану управлять поместьем, Вильям сможет пойти в нормальную школу. Да, видимо, ничего не поделаешь. Я просто не имею морального права жертвовать сыном ради своего счастья.
— Думаю, наверняка есть и другой выход… только пока не знаю, какой.
— Спасибо вам, Диана. Спасибо за ваше великодушие. Вчера, после разговора с Вильямом, я долго не мог уснуть. Лежал… думал… снова и снова прокручивал в уме наш разговор. Злился, упрекал себя… и вдруг вместо Вильяма я подумал о вас. И только тут у меня впервые открылись глаза. Внезапно я понял, скольким я вам обязан. Вы открыли нам глаза на то, чего мы просто не замечали. Я ваш вечный должник, Диана. И тогда я дал слово, что найду вас и буду умолять вас простить меня. Но вы оказались еще более великодушны, чем я надеялся. Теперь, если я случайно забудусь, напомните мне этот наш разговор. А еще лучше — просто дайте мне пинка.
— Простите, Роберт. Ничего не выйдет. Видите ли, я страшная трусиха, поэтому бью только тех, кто слабее меня.
От души расхохотавшись, Роберт крепко сжал мою руку. Это был чисто дружеский жест, без малейшего намека на флирт, но когда я отняла свою руку, то еще долго чувствовала тепло и крепкое пожатие его пальцев.
— Ах да, совсем забыл, — с улыбкой спохватился он. — Вам приглашение — на бал в Сент-Лоренс. В следующую субботу. Мы с Мин тоже приглашены. Скажите, вы согласны?
— Что ж, считайте, что я согласна. А теперь… как насчет чая?
— Я сейчас приготовлю. Вообще говоря, это, пожалуй, единственное, что я умею делать — на кухне, разумеется.
Пока Роберт заваривал чай, а я нарезала хлеб для тостов, мы успели обсудить миссис Баттер. Мое описание рассмешило Роберта. Он даже сказал, что с нетерпением будет ждать возможности увидеть наше новое приобретение. Потом, сославшись на необходимость проверить тетради, Роберт поднялся к себе. А я пока разделала курицу, почистила картошку, собираясь ее поджарить, и начала готовить соус из сельдерея с яблоками. Мин и дети явились практически одновременно, и мы принялись обсуждать предстоящий бал.
— Почему бы нам не позвать заодно и Чарльза? — предложила Мин.
— Чарльз, если ты помнишь, — ответила я, — к этому времени уже уедет в Южную Африку. Так что придется мне, видно, искать для этого кого-то другого.
— Можешь потанцевать с Робертом, — великодушно предложила Мин, — только с Чарльзом было бы сексуальнее. Ой, представляю себе, как будет шокирована бедная мисс Мингот! Глупышка сохнет по Роберту бог знает сколько лет. Держу пари, она просто взбесится от ревности! Сколько раз я уже просила его нагрубить ей — может, хоть тогда она обидится и найдет себе кого-то другого.
— Это вы о чем? — поинтересовался, входя, Роберт. — Кажется, я слышал свое имя? Между прочим, а где тосты? Неужели ничего не осталось?
— Я как раз рассказывала Дэйзи о мисс Мингот. Бедняга краснеет как помидор всякий раз, как видит тебя. А когда ты в прошлый раз подал ей чашку чаю, я уж перепугалась, как бы эта дурочка не хлопнулась в обморок.
— Между прочим, я тут ни при чем. Я никогда не давал ей ни малейшего повода, — заикаясь, принялся оправдываться Роберт. — По-моему, ты все это просто выдумала.
Мин изнемогала от смеха.
— Мисс Мингот просто несчастная, одинокая женщина, и мы должны быть особенно внимательны к ней, — пробормотал Роберт.
После ужина Роберт вновь отправился проверять тетради. А мы с Мин, оставшись вдвоем, долго еще говорили обо всем — о Вильяме, о ее покойной матери. Потом разговор как-то незаметно перешел на другое. Мы принялись обсуждать свою жизнь, гадая, какой бы она была, сложись все по-другому, и что бы мы изменили в ней, будь на то наша воля. Мне внезапно пришло в голову, как иной раз все может измениться за какие-то полчаса. После того разговора на кухне я поймала себя на том, что ненависть к Роберту, душившая меня, вдруг исчезла. Забыв о том, что еще утром с радостью придушила бы его собственными руками, теперь я с искренним интересом слушала, чего бы он хотел добиться, если бы все было в его власти.
Глава 14
Собираясь к Чарльзу на обед, я вымыла и тщательно уложила волосы и сменила толстую куртку на пальто из белого кашемира. Потом влезла в чистые джинсы, почистила туфли и привела в порядок ногти. Учитывая мой скудный гардероб, это было самое большее, что я могла сделать.
День выдался чудесный — холодное зимнее солнце заливало мерцающим светом заснеженные холмы, а небо было таким пронзительно-голубым, что на него больно было смотреть. В свете дня Майлкросс-парк производил ошеломляющее впечатление — на несколько миль вокруг я не заметила ни одной сломанной изгороди, ни одного неубранного поля — даже кусты выглядели приглаженными и прилизанными, словно кто-то прошелся по ним расческой! Не успела я подъехать, как Горас уже открыл дверь.
Я поздоровалась. Глядя на меня сквозь толстые линзы очков, он вежливо улыбнулся в ответ. Потом снял с меня пальто — так бережно, словно это была пелерина из соболей, — и провел меня сначала в студию, а оттуда — в зимний сад и оранжерею.
— Как красиво! — вздохнула я, восхищенно оглядываясь по сторонам. Чего тут только не было!
