Тем временем: Телевизор с человеческими лицами

новая духовная эпоха, усадьба досталась Фонду славянской письменности во главе со скульптором Клыковым, и они довели ее до полного разорения. В этом виде ее взял в аренду Владимир Алексеевич. Когда мы узнали об этом, то первое мое чувство, честно говоря, была надежда. К моему большому разочарованию, за два года многое резко ухудшилось. Там потеряны четыре стены живописи, там появились похабные надписи на потолках, а не только на стенах…

Ведущий (Брынцалову). Это не вы сделали?

Брынцалов (энергично). Усадьбу разрушили не в 90-м году, а тридцать лет назад. Это раз. Второе. Вы говорите, были надежды. Надежды ваши исполнились. Только надо соблюдать условия аренды. Мы же стреляные воробьи, нас на мякине не проведешь. Мы же не можем вкладывать деньги, не получив юридическое обоснование. А земли? Они до сих пор, значит, принадлежат Министерству Обороны. А земля должна быть передана Московской области и вместе с памятником отчуждена. Почему? Потому что земля без парка, без искусственных водоемов — это не памятник. К нему же подойти нельзя! В-третьих, значит, мы приступали к охранным мероприятиям. Первое, должны были забор поставить. С вами договор заключили. А что в результате? Двадцать раз глава района присылает наряды милиции — выгоняют.

Комеч. Для того, чтобы приватизировать памятник, мы с Вами, Владимир Алексеевич, об этом уже говорили не раз, не надо понижать статус его охраны.

Брынцалов. Ну, надо понижать, не надо понижать — я вам скажу, что вы преувеличиваете значения этого памятника. Я любой памятник, маленький, большой, уважаю, но ничего такого, о чем вы говорите, там не было и нет. Да, находится недалеко от Москвы, в хорошем месте. Да, Голицыны. Но какие исторические события происходили, важные для страны, что вы возвеличиваете, или что такое там есть? памятник и все, мы с этим согласны. Мы, несмотря на это, помогали министерству культуры московской области, чтобы, значит, этот памятник можно было приватизировать. Приватизировать, то есть вложить в него деньги. Никто ж не брался до меня за это, я ж взялся? Меня нужно хвалить, поощрять. Если государство хочет его обратно забрать — никаких проблем не будет, потом памятник восстановленный выкупить у меня. Оценить его стоимость, национализировать — какие есть проблемы? Но сейчас есть одна проблема — он разрушается. Но мы не можем деньги вкладывать, не имея юридических оснований. Это глупо просто-напросто. Что такое культура? Вы знаете?

Ведущий (искренне). Нет.

Брынцалов (уверенно). Это здравый смысл. Вот и все. Я человек, обладающий здравым смыслом. Деньги разбрасывать на ветер не буду, понимаете? Вот многие бизнесмены часто разбрасывают деньги на ветер, понимаете, то что, ну, разоряются потом. Я не хочу разоряться, не хочу тратить деньги зря.

Ведущий. А пожар был?

Брынцалов. Вопрос, кто за этот пожар отвечает?

Ведущий. Кто?

Брынцалов. Никто, потому что покамест Брынцалов не пришел туда, никакого памятника не было. Он разрушался и разрушался себе. Все будет восстанавливаться. И я губернатору московской области подарю — там будет выставочный комплекс, где будут картины. У нас очень много картин в Московской области. В запасник ах хранится, негде показывать.

Ведущий. Понял, спасибо. Алексей Ильич, ситуация устраивает Вас на сегодняшний день?

Комеч. Нет, конечно. Такая благостная картина является плодом фантазии — пока. Когда три года назад Вы пришли туда, Владимир Алексеевич, там ничего не изменилось к лучшему. Гибель этого памятника на протяжение этого времени продолжалась. В Ваших словах о том, что этот памятник не представляет из себя ничего особенного, замечательно сказывается непонимание того, чем вы собираетесь владеть. Это уникальный памятник русской культуры. Рядом Архангельское, те же владельцы, те же архитекторы и, может быть, даже лучшие живописцы. Вы даже не понимаете, где там будет реставрация. Если погибла живопись на стенах, никакая реставрация ее не восстановит. Вам ни одна реставрационная комиссия расписывать их не позволит. Они будут белыми плоскостями, пятнами посреди сохранной живописи, потому что подлинники невозможно восстановить, это будет чистый новодел. Камины, конечно, будут восстановлены заново — потому что они разбиты. Всё разбито. Вы обманули, по сути, руководителей страны. И по качеству памятника. И по мере его охраны. Памятнику нанесен ущерб, и ни одного условия за три года….

Брынцалов. Мне можно перебить, нет?

Комеч. …не выполнили.

Брынцалов (с нарастающим гневом). Памятнику урон нанесли лично Вы. Вы уже три года противодействуете, Вы лично вредите, Вы главный вредитель, я Вас обвиняю в том, что этот памятник не понижен в статусе, не перешел в наши руки, это Вы. Почему — я не знаю, не хочу доказывать. Вы говорите о каких-то фресках, плохо мы сделаем, значит, Вы сравните меня — и себя… с собой. Я не буду говорить по внешнему виду, по весу. Я за собой слежу, у меня нормальный вес, я спортсмэн, я богатый человек, я свою честь берегу. И в некомпетентности меня нечего упрекать. И не один Вы занимаетесь культурой в нашей стране. И премьер-министр наш — человек понимает, кому доверяет, и губернатор наш понимает, кому доверяет. Что доверяет в наши руки. И наймем лучших людей, понимаете, наймем лучших людей страны для восстановления этого памятника. И у нас есть, у нас есть в Софрино люди, церкви восстанавливают, ну есть люди, знакомые мои, Шилов Саша обещал: говорит, сделаете памятник, распишу стены, помогу.

Комеч. Нет, не надо вот этого делать.

Брынцалов. Пригласим, и не спросим, всемирно известный художник.

Ведущий. Не позволят сделать ему.

Брынцалов. Нет, позволят. Позволят. Если бы памятник мой был, я бы там давно работы вел. А я прихожу, а меня милиция в шею гонит оттуда.

Комеч. Это условие аренды. Вы подписали эти документы.

Брынцалов. Что Вы говорите! Вы можете что угодно говорить, а я работать там не-мо-гу. И не потому, что не хочу, а потому что не могу. А все идет возвеличение памятника. Вот Дом Пашкова — да, памятник. Вот здесь я преклоняюсь, и никто его не делает. Если бы вы свою энергию направили бы на восстановление Дома Пашкова, честь и хвала бы Вам, а Вы какие-то …ну, извините, конечно, там сейчас сарай, а вы говорите — памятник.

Ведущий. А есть удачные примеры приватизации усадеб подмосковных?

Комеч. Есть. Есть усадьбы, в которых живут под Москвой. Здесь нет проблемы. Я дважды приходил к Владимиру Алексеевичу, как полный союзник. Дважды!..

Брынцалов. Интересные вы люди, я вот вам всегда удивляюсь. Хотите, чтобы я тратил деньги…

Комеч. Вы обязались тратить деньги.

Брынцалов. Послушай, я ничего не обязывался!

Комеч. Обязались. Есть документ.

Брынцалов. Есть обязательства, которым помешал Хомич. Вот и все. А если бы не мешал, у нас было бы все сделано.

Ведущий. Я только хочу напомнить, что не Хомич, а Комеч.

Комеч. Прокуратура Кисловодска потому и подает на Вас в суд, за то, что вы обошлись со зданием, которое вы там отделали, не как с памятником. И Вы собираетесь с Николо- Урюпиным — это доказано Вашими словами здесь и сейчас — обойтись по полному произволу собственного вкуса. Отдавать в такие руки жемчужину русского зодчества 18 века невозможно. И теперь я прямо говорю, что я сделаю все возможное, чтобы этот памятник попал к владельцу, был приватизирован. Но не Вами.

Брынцалов. Да вы предпринимайте любые усилия. Я знаю, что Вы вред наносите российскому государству. Абсолютный вред наносите. С пустыми разговорами.

Брынцалов. В чем проблема? Это что, доходы?