А. К. Толстой «Церемониал»
'Эта игра забавляла его. Он срубил на этом бартере так много, что - туши свет. Игра дразнила его, потому что это была жизнь. Его жизнь. И он возбуждался от этой игры. Возбуждался и начинал кипеть, как перегретый тосол. Ещё год назад никто из его тусовки не знал, каким крутым он станет. И не просто крутым, а известным всей богемной Москве...' - так начинался рассказ 'Собака крупнее кошки, но мельче телёнка' некоего Леонида Клистера, опубликованный в одном из 'толстых' московских журналов.
'Что же это такое? - думала Ниночка, читавшая произведение господина Клистера. - Неужели это лучше?.. Но ведь же ничего не понятно... Дичь какая-то... Как же это печатают?..'
Полгода тому назад Ниночка Собакина сама написала небольшой рассказик. И по совету знакомых, коим рассказик был прочитан, отнесла рукопись в редакцию означенного журнала. Там рукопись зарегистрировали, присвоив пятизначный номер, и велели Ниночке зайти 'недельки через две'.
Рассказик Ниночки, написанный простым и лёгким языком, был краток и незамысловат. На даче собрались симпатичные люди. За отдыхом они общаются, высказывают некие соображения. Так проходит день, и наступает ночь. Все укладываются спать. Но один человек, вышедший на террасу курить, погружается в раздумья и спать уж не может. Обаяние ночи захватывает его, и он тонет в водовороте мыслей и образов. '... Ночь накрыла землю чёрным покрывалом, и земля уснула, улыбаясь. Взошла луна, и деревья отбросили призрачные тени. Заблестела холодным блеском вода в лужах. В кустах сирени вздохнул и перевернулся ветер... А потом пришла печальная дева Тишина и заиграла на своей хрустальной свирели. И точно дождавшись аккомпанемента, защёлкал, засвистал где-то соловей…'
Спустя две недели Ниночка, красная, как китайский флаг, стояла перед некой тётенькой из отдела прозы. Тётенька, предварительно смерив полным презрения взглядом, распекала незадачливую писательницу:
- Вы где-нибудь учились, девушка? Кто вы по профессии?
- Искусствовед...
- Искусствовед?! - тётенька подняла брови, отчего на лбу у неё образовалась гармошка. - Так и занимались бы картинами... или что там у вас?.. А зачем вы в литературу-то лезете?.. Ну, не ваше это, поймите... Не ва-ше!.. В общем, творения эти мы не берёмся печатать... Это не наш уровень… Не знаю, не хочу, конечно, судить... Но, по-моему, литература - это не для вас... Хотя... Кто знает... Иногда ведь получаешь и сюрпризы... Поработайте... Попробуйте, может, ещё что напишите. Тогда и приносите, посмотрим... А пока что, извините... Не наш это уровень...
И давая тем самым понять, что разговор окончен, тётенька отвернулась и занялась своими делами.
'Да, - думала Ниночка, унося ноги из редакции, - куда мне! Они когда-то Солженицына печатали... А я что? Со свиным, как говорится, в калашный... Она, наверное, права! Не моё это...'
О-о-о! Как прав был Антон Павлович Чехов, когда писал: '...здравомыслящий человек всячески должен отстранять себя от писательства'. Но Ниночка Собакина, вероятно, в ту пору не знала о предостережениях великого сочинителя, и потому пала жертвой писательского зуда. И вскорости рука Ниночки снова потянулась к перу, перо к бумаге… Но на этот раз Ниночка решила начать с того, что оформила годовую подписку на Журнал.
'Что ж, - рассуждала Ниночка, - буду читать. Буду знать, на что равняться... Прежде всего, необходимо составить представление об их уровне, а уж потом - тянуться... Надо, надо работать!'...
Прочитав от корки до корки первые четыре номера, Ниночка испугалась. Странные, непонятные стихи чередовались с не менее странными и непонятными рассказами и статьями. Один автор воспевал свободную любовь, уверяя, что нет на свете ничего лучше. Другой на двадцати двух страницах восхищался пивом, сравнивая оное с небезызвестным продуктом жизнедеятельности схожего цвета. Третий автор открыто заявлял, что превыше всего ставит любовь к личинке колорадского жука. Четвёртый, пятый и шестой неистово описывали то, чего никогда не бывает в жизни. Седьмой, под рубрикой 'Научная статья' поместил сочинение, начинавшееся с утверждения о том, что Ленин-де, был не кто иной, как Антихрист собственной персоной, и заканчивавшееся анализом творчества Тыко Вылки. Восьмой - очевидно, сексуальный маньяк - описывал однополый coitus, имевший место на балконе недостроенного многоэтажного дома, смакуя при этом детали и изобилуя подробностями. Девятого и десятого читать было невозможно, поскольку их творения на восемьдесят пять процентов состояли из многоточий, заменявших, по всей видимости, слова, пропустить в печать которые у редактора не хватило смелости.
