способности. Люди будущего! Представь, что наша страна получит такое... сверхоружие. Сверхлюдей. В этом наш шанс! Великий шанс России. Мы сможем стать сильнее других, понимаешь? И построить наше новое, светлое будущее. И для этого, Сережа, нужно, чтобы ты сознательно работал с нами. Понимаешь?
- Да, - сказал мальчик. Его взгляд чуть просветлел. Во взгляде появилось понимание.
- Вот и хорошо, - Лисицын отечески положил руку ему на плечо, - я могу на тебя рассчитывать, Сергей?
- Можете, - гордо ответил мальчик.
У Светланы Григорьевны было хорошее настроение.
Все объяснялось просто -- у нее побывали Костик с Надей. Уже почти все забыли старуху, а вот Костик все еще помнит, заходит. Визиты воспитанников радовали Светлану Григорьевну едва ли не больше, чем посещения собственных внуков. Внуков ей доверяли редко, ребятишки почти ее и не знали, общение с ними каждый раз становилось проблемой. Чужие они, совсем не такие, как сыновья. Да и сыновья отдалились, стали чужими. Неужто жены так сильно влияют? Или просто жизнь их изменила... наверное, жизнь.
Но вот пришли Костик с Надей и с десятилетним Алешкой -- как будто луч солнца упал в чащу. В непролазную чащу ее дремотной депрессии. Пили чай, смотрели старые альбомы. Разговаривали. Алешка у них ходит в секцию спортивного ориентирования, от старых времен еще что-то осталось: кое-где есть бесплатные секции для детей.
Весь вечер Светлана Григорьевна была почти счастлива. Если бы не тоска, свернувшаяся калачиком внутри, ждущая своего часа. И утром было счастье. Было хорошо. Светлана Григорьевна написала несколько страниц своего романа. Ей бы мемуары писать, а она взялась -- фантастику. На старости-то лет. Получалось наивно, старомодно, как в тех тоненьких книжечках 'Искателя', которые она искала и запоем перечитывала еще в 70е годы. Нынешние-то не так пишут. Ну да какая разница -- не в издательство же посылать!
Но к вечеру это счастливое искрящееся -- угасло. Ей не стало плохо, но и радость исчезла, опять наступила обыденность. Светлана Григорьевна решила, пока еще не так все тяжело, заняться чем-нибудь полезным. Например, вымыть шкафчики на кухне.
Стыдно же, запустила, скажут, старуха, из ума выжила -- пыль, грязь. Печенье прошлогоднее еще в вазочке.
Светлана Григорьевна напустила воды в тазик, бросила в воду тряпки. Стерла для начала пыль с хлебного ящика и с иконы Спасителя в углу. Всю жизнь Светлана Григорьевна была неверующей, но вот к старости что-то будто сдвинулось, а тут еще подруга подарила эту икону. Не то, чтобы Светлана Григорьевна сразу уверовала в Бога или, тем более, начала ходить куда-нибудь в церковь, куда уж на старости лет начинать -- но икону на кухне повесила и иногда посматривала на нее, и в голову приходили разные мысли о Боге, и разные вопросы -- но задать их было некому, и Светлана Григорьевна все это потом забывала.
Забравшись на табуретку, а с табуретки -- коленом на буфет, Светлана Григорьевна отдраила верх шкафчика. Потом открыла и стала вынимать посуду.
И за большим пузатым, никогда не пользуемым чайником обнаружила еще одну старую папку, которую надо было бы вчера достать и показать Костику с Надей. Хотя это не при них было. Это еще раньше, когда она только начинала. Зарисовки все эти. Светлана Григорьевна слезла с буфета. Тем более -- приустала, надо бы передохнуть. И затылок что-то начинает побаливать, как бы не давление.
Зарисовки были карандашные. Урал, Башкирия. Янган-Тау. Хребет Сука (и нечего пошлить, ударение надо правильно ставить). Речка Белая у истоков, камни, изгибы. А вот девочка на камнях, это Юлечка, маленькая такая была, большеглазая. Не очень-то хорошо получилась, хотя фигурка динамичная. А вот лицо совсем не похоже. Ну какой я художник, подумала Светлана Григорьевна. От слова 'худо'.
А ведь здорово было тогда. Очень хорошо. И Надя вчера даже сказала: 'Светлан-Григорна, а чего вы не напишете воспоминания? Ну здорово же было! У вас наверняка есть что рассказать. Мы-то вспоминаем это все... как лучшее время жизни'.
Комок вдруг подступил к горлу. Светлана Григорьевна тяжело поднялась и заковыляла в комнату -- за платком.
Она училась на геологическом факультете. А как же? Это была романтика! 'Держись, геолог! Крепись, геолог! Ты солнцу и ветру брат'. Или там, допустим, 'За белым металлом, за синим углем, за синим углем, не за длинным рублем...'
