Алена вышла из здания, и багрово-красное резануло по глазам, новый плакат; она безразлично скользнула по нему взглядом, но содержание успело дойти и неприятно царапнуть - 'совсем уже'. Фон цвета венозной крови был перетянут несколькими рядами колючей проволоки, а поверх латинскими буквами накорябано 'Sojus neruschimyi'. Хорошо выполненный, типографский транспарант, ровно на том же месте, где уже давно было привычным замечать, не прочитывая, всяческие 'единства партии и народа' и 'перестройка, ускорение, гласность'.
В последнее время Алену многое раздражало. Сама она почти перестала интересоваться политикой. Ей становилось дурно, когда она задумывалась об этом... Алена с интересом и возмущением ('как можно было так обращаться с людьми?!') прочитала Шаламова, с несколько меньшим -- целый ряд диссидентов-разоблачителей, от Солженицына ее уже начало подташнивать. Но больше всего раздражали комики-сатирики, вещавшие по телевизору о прелестях жизни в 'цивилизованных странах Запада' по сравнению с 'нашим убожеством'.
Алена в принципе даже и верила всему этому. Почему нет? Наверное, все это так и есть. Она заблуждалась. СССР был ужасной диктатурой, а она этого и не заметила. Но что тогда правильно? Алена не знала.
Наверное, политикой лучше вообще не интересоваться. Да Алене и было не до того. Валик, замужество, Дениска... весь этот кошмар с Дениской, закончившийся еще ужаснее. Когда она вынырнула из черной ямы, огляделась вокруг -- все бурлили и кипели жаждой перемен, все говорили о демократии и гласности, а ей все это вмиг опротивело. Ничего не хотелось. Хотелось потихоньку заниматься популяционной генетикой, готовиться к лекциям и учить студентов, ездить с ними на практику на Белое море, читать хорошие, интересные книги, заниматься потихонечку спортом... Хотелось просто жить.
Бороться ни за что не надо.
Первая попавшаяся забегаловка оказалась неплохой -- за исключением того, что у стойки было слишком многолюдно. Здесь продавали новомодное мягкое мороженое. И это мороженое, и видеосалон за дверью -- были вестниками мира иного, благополучного, изобильного западного мира, где все иначе, интересно, ярко, вкусно и весело, не так, как в привычном Совке.
Валик с Аленой сидели в углу, но и здесь гам подростков у стойки мешал разговаривать. Сквозь гам пробивались автоматные очереди и вопли 'кья!' - в видеосалоне как раз крутили боевик. Алена думала, что надо было бы выбрать место поспокойнее. Но мороженое, честно говоря, ужасно вкусное... Она уже выскребала остатки ложечкой.
С Валиком уже обсудили холодильник, его семью, общих знакомых. Он рассказал о том, что посещает какой-то духовный семинар 'эзотерической практики йогов'. Их там учат управлять людьми и вообще... Словом, обычная чушь. Развелось в последнее время этих экстрасенсов.
И совершенно непонятно, чего же от нее хочет Валик, и для чего вытащил на эту дурацкую встречу...
- Все будет так. Еще десять лет -- и все будет, как на Западе. У каждого свой дом, машина... полные прилавки, - говорил Валик. Теперь его потянуло на политику.
- Или как в Бразилии... трущобы, безработица, нищета, - сказала Алена.
- При чем тут сразу Бразилия... есть же нормальные страны. Построили у себя нормальное обеспеченное общество.
- Нормальные страны построили это общество за счет других. Необеспеченных. За счет кого будем строить мы?
- Ой, да ладно, ты прям как пионерский политинформатор... ты что, веришь во всю эту совковую пропаганду?
- А я была политинформатором, - спокойно сказала Алена, - и собирала информацию. Много информации. И знаю, о чем говорю. Нормальные страны будут дальше строить -- только теперь еще за счет нас.
- Ты просто посмотри. Вот открой глаза и посмотри. Это итальянское мороженое. Ты в своем Мухосранске такое ела?
- В Миассе.
- Неважно. Ты там ела такое мороженое?
- У нас очень хорошее мороженое было, в Миассе. Даже челябинцы приезжали, хвалили -- у них такого нет.
