Дуэль не может бесконечно продолжаться таким образом. Ее необходимо так или иначе закончить. Он терпеливо ждал, пока Муррей поднимется, а затем, демонстрируя свою блестящую технику, делая скользящие и режущие движения мерцающим, как серебро, клинком, начал надвигаться на своего соперника. Муррей отступил и оборонялся, сжав зубы, пот заливал ему глаза. Но это практически не принесло ему никакой пользы. Рука Равеля была такой же закаленной и гибкой, как его клинок, и их обоих направляла ясная мысль и неумолимая воля.
Ложный выпад, ответный удар. Края клинков со скрежетом встретились. Клинок Равеля, вращаясь, уперся в другой клинок, изгибая и выдавливая его из руки. Пальцы Муррея разжались, и его шпага, завертевшись в воздухе, упала на траву с глухим звоном.
Ритуал снова был соблюден. Всем собравшимся на этом поле было ясно, что Равель мог с такой же легкостью пронзить клинком Муррея. Но когда тот отказался признать свое поражение и снова объявил о том, что его честь не удовлетворена, послышался громкий ропот секундантов и присутствующего на дуэли хирурга. Тем не менее, следуя повелительному жесту Равеля, секунданты подняли шпагу Муррея, вытерли ее насухо и снова вручили ему. Поединок продолжался.
Что сделает Равель сейчас? Ответа не пришлось долго ждать. Клинки звенели, как колокольчики, сверкали, как молнии, скрещиваясь, выравниваясь, и когда мужчины разошлись, другая рука Равеля тоже оказалась окровавленной.
Он снова разрешил сопернику уколоть себя. Но эта рана была глубже, чем первая, так как на рукаве быстро расплывалось алое пятно. Сейчас, конечно же, Муррей не мог отказаться прекратить поединок.
Он мог. И сделал это. Хирург забинтовал руку Равеля, и они снова стали лицом к лицу.
Аня почувствовала, как по ней пробежала дрожь. Затем еще раз и еще. Звуки скрещивающихся клинков действовали на ее нервы так, что хотелось кричать. Сколько еще это может продолжаться? Должно быть что-то, что она могла бы сделать, но что? Что?
Гаспар покачал головой.
– Никогда, ни разу в жизни я не видел ничего подобного. Это великолепно!
Аня повернула голову и посмотрела на него как на сумасшедшего.
– О чем вы говорите?
– Жди. Жди и смотри, – сказал он и тихо восхищенно засмеялся.
Аня отвернулась от Гаспара и продолжала напряженно вглядываться в происходящее. Еще одно ранение, на этот раз в бок, когда Равель, двигаясь назад, отклонился, чтобы избежать сильного удара Муррея. Вопрос был чистейшей формальностью.
Муррей выдохнул свой отказ, но в его глазах светился триумф.
Не обращая внимания на тяжелые взгляды секундантов Равеля, он ожидал момента, когда Равель допустит ошибку в расчетах, ошибку, которая позволит ему прикончить его. Он плотнее ухватился за эфес своей шпаги, и поединок продолжался.
Постепенно Аня начала понимать, что имел в виду Гаспар. Это было так просто и одновременно так хитро, так благородно и так дьявольски ловко, так таинственно и при этом очевидно основано на дуэльном кодексе.
Муррей, казалось, не понимал, что с каждой каплей крови Равеля, которую он проливает, он все быстрее приближается к собственному концу. Это был поединок чести, а не выносливости или мастерства.
Упрямая настойчивость Муррея на сатисфакции перед лицом великодушия его соперника свидетельствовала о том, что он не является джентльменом, так же ясно, как ясно свидетельствовало бы об этом разоблачение его тайной деятельности.
Если целью этой дуэли было дискредитировать Муррея, то Равель успешно добивался этой цели.
Но как далеко заведет его это жертвование собой? Сколько крови он должен потерять, прежде чем сочтет свою задачу выполненной?
С таким количеством ран, как бы малы они ни были, как долго он сможет позволять Муррею колоть себя только в тех местах, которые он сам выберет?
И действительно ли его цель была таковой, какой она казалась, или здесь присутствовал также элемент искупления? Искупления за смерть другого молодого человека здесь, на этом поле, семь лет назад?
ГЛАВА 20
Раны стали прибавляться быстрее – порез в плечо, еще один удар в руку, царапина на щеке чуть пониже глаза. Казалось, теперь места выбирал Муррей, а Равель только уклонялся, чтобы избежать радикальных результатов. Секунданты Равеля с беспокойством подошли к нему, как бы намереваясь прекратить поединок, но он, упрямо покачав головой, остановил их. Его друзья были в растерянности. Этот поединок вышел настолько далеко за рамки дуэльного кодекса, что они в конце концов перестали вмешиваться. Секунданты Муррея, хотя они и должны были присоединиться к секундантам Равеля в попытках прекратить дуэль, были людьми того же сорта, что и Муррей: они стояли под деревом, открыто торжествуя.
Ответные удары Равеля замедлились, его лоб покрылся испариной, а волосы взмокли. Он дышал так же тяжело и хрипло, как и Муррей, и с каждым вдохом кровавые пятна на его рубашке расплывались все шире. Муррей, растянув губы в хищной улыбке, нацелил свой удар в грудь Равеля. Быстрое движение, звон стали, и когда двое мужчин разошлись, рубашка на груди у Равеля была порвана, а на самой груди прибавился еще один небольшой порез, но на этот раз и у Муррея появился порез на шее. Он прижал к нему левую руку, затем отнял ее и с недоверием уставился на свои окровавленные пальцы. Равель сделал шаг назад, опустив шпагу. Внезапно повисла тишина.
– Убийца! Кровавый мясник!
Крики послышались у Ани из-за спины. Она вовремя обернулась, чтобы увидеть, как Селестина, спотыкаясь, бежит к ним от экипажа, который привез сюда Гаспара.
– Матерь Божья! – пробормотал Гаспар. – Я совсем забыл о ней.
Аня побежала наперерез сестре, но Селестина оттолкнула ее и, наступая на подол своих пышных юбок, побежала к мужчинам, которые стояли лицом друг к другу.
– Прекратите! – кричала она. – Прекратите! Я не могу это больше выносить!
Муррей увидел изумление на лице Равеля, забытую им осторожность, и понял, что это его единственная возможность. Он собрался и сделал тихий вдох, незаметно поднимая шпагу.
Ане все это представилось, как живая картина, остановившаяся сцена из истории о жизни и смерти и о тонкой грани между ними. Селестина с залитыми слезами лицом, стоящая практически между двумя мужчинами. Равель, застигнутый врасплох. Муррей, сосредоточившийся на своем преимуществе. Окровавленные шпаги. Старые дубы. Изумленные секунданты. Гаспар, разинувший рот от удивления. Ясный утренний свет.
Как они оказались здесь? Причин было много, но часть вины лежала и на ней. В таком случае она должна постараться исправить ситуацию, насколько это возможно.
Однако ею руководил инстинкт, а не медлительная и рациональная мысль. Прежде чем ответ стал ей ясен, она уже бросилась вслед за Селестиной, крича вслух свое предупреждение:
– Равель, берегись! Убей его! Закончи это, ради бога!
Плечом и рукой она ударила Селестину в спину, и они вместе упали на землю. Ярд поющей смерти пролетел так близко над ее затылком, что она почувствовала, как от движения воздуха зашевелились волосы, и подумала, что Муррей был бы рад, если бы шпага нашла ее.
Послышался громкий звон встретившихся клинков, яростный скрежет и звуки бурной, но расчетливой атаки. Затем последовал хриплый вздох и стон. Аня повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Муррей покачнулся и распластался на траве. Его рука, все еще держащая шпагу, дернулась, и он замер.
Все было кончено. Аню охватила усталость. Она чувствовала, что не в ее силах пошевелиться. Секунданты столпились вокруг них, и сразу трое мужчин предложили ей руку, чтобы помочь подняться. Она приняла руку того, кто был ближе. Остальные двое подняли Селестину, которая лишь бросила быстрый взгляд на Муррея и затем, всхлипывая, бросилась на грудь Ане. Через плечо сестры Аня посмотрела туда, где стоял Равель. Секундант взял у него шпагу, и сейчас хирург, что-то бормоча, срезал с него остатки окровавленной рубахи. Равель, казалось, ничего не замечал, его темные глаза были устремлены на Аню, и
