– На рашпере?
– В тесте.
– Лендсбюри в форме?
– Самой боевой.
– Сказала тебе, что она – бисквит «мадера»?
– Боюсь, что да.
– Ей хочется, чтобы о ней так думали. Говорила с тобой о будущем?
– У меня травма, и я в бессрочном отпуске по болезни.
– Креветки пойдут?
– Думаю, я предпочту авокадо, спасибо, – ответил Джастин, наблюдая, как Пеллегрин ставит две галочки напротив «коктейля» из креветок.
– Довожу до твоего сведения, что формально в наши дни Форин-оффис не одобряет спиртного за ленчем, – тут Пеллегрин удивил Джастина широкой улыбкой. А потом второй, на случай, если Джастин не понял, о чем говорила первая. И Джастин вспомнил, что улыбки Пеллегрина всегда одинаковые, по раскрытию губ, продолжительности, теплоте. – Однако тебе пришлось многое пережить, а мой долг – хоть немного отвлечь тебя от тяжелых воспоминаний. Тут вполне пристойное мерсо. Не возражаешь? – Его серебряный карандашик без ошибки нашел нужный квадратик. – С тебя, между прочим, сняты все подозрения. Ты чист. Поздравляю, – Пеллегрин вырвал листок из блокнота и придавил солонкой, чтобы его не унесло ветром.
– Какие подозрения?
– В убийстве, какие же еще? Ты не убивал Тессу или ее водителя, ты не нанимал киллеров в притоне греха, и ты не подвесил Блюма за яйца на чердаке своего дома. Ты можешь покинуть зал суда без единого пятнышка на твоей репутации. Благодари полицию. – Листок с заказом, прижатый солонкой, исчез. Должно быть, его взял официант, но Джастин не заметил, как тот подходил к столу. – Что ты выращивал в своем саду? Обещал Селли, что спрошу, – речь шла о Селине, сокращенно Селли, жене Пеллегрина, ослепительной красавице. – Экзотические растения? Суккуленты? К сожалению, это не по моей части.
– Да, в общем, все, – услышал Джастин свой голос. – В Кении удивительно мягкий климат. Я не знал, что на моей репутации было пятно, Бернард. Версию такую я слышал, признаюсь. Но она была притянута за уши.
– Они предложили много версий, бедняжки. И, откровенно говоря, бросили тень на куда более высокопоставленных людей, чем ты. Тебе надо как-нибудь приехать в Дорчестер. Переговорю с Селли. На весь уик-энд. В теннис играешь?
– К сожалению, нет.
«Они предложили много версий, – повторил он про себя. –
– Но они еще молодые, не так ли? – в голосе Пеллегрина слышалось желание простить.
– Новые сотрудники? Разумеется.
– Полицейские, которых послали в Найроби. Молодые и голодные, благослови их господь. И мы когда-то были такими же.
– Я подумал, что они очень умны. Пеллегрин нахмурился, пережевывая креветку.
– Дэвид Куэйл – твой родственник?
– Племянник.
– Мы подписали с ним контракт на прошлой неделе. Ему только двадцать один, но как иначе нам в эти дни перебить Сити? Моего крестника намедни взяли в «Барклиз». Положили жалованье в сорок пять тысяч плюс всякие льготы. А у него еще молоко на губах не обсохло.
– Я рад за Дэвида. Не знал.
– Странный для Гридли выбор, откровенно говоря, послать такую женщину в Африку. Френк знаком с дипломатической работой. Знает обстановку. Кто там отнесется серьезно к женщине-полицейскому? Уж конечно, не приближенные Мои.
– Гридли? – переспросил Джастин, его голова очистилась от тумана. – Френк Артур Гридли? Тот самый, который отвечал за безопасность дипломатов?
– Тот самый, да поможет нам бог.
– Но он же абсолютный ноль. Мы имели с ним дело, когда я работал в службе протокола, – Джастин услышал, что его голос превысил принятый в клубе шумовой фон, и сбавил тон.
– Выше шеи – сплошное дерево, – радостно согласился Пеллегрин.
– Как же вышло, что именно ему поручили расследовать убийство Тессы?
– В его ведении тяжкие преступления. Специализируется на тех, что совершены в других странах. Ты же знаешь, какие у нас полицейские. – Пеллегрин отправил в рот креветку, откусил кусок хлеба с маслом.