— И следующий наезд будет покруче. Многие наши правильные пацаны полягут. Но еще больше движков заглушат, если мы врозь, если каждый сам-на-сам выплыть захочет. Если мы между собой, как курвы, грызться начнем. И тогда мы потеряем город, — Паша встал и навис над сидевшими этаким монолитом из мускулов. — А мы хотим отдать наш родной город чужакам!
— Нет! Нет! Мочить их всех! Своего им мало!
— В общем, так, — Паша-мореход сел на свое место и продолжил уже совершенно спокойным голосом, — если мы теперь не договоримся, если типа того делить начнем, вместо, чтобы объединяться, нам — кранты!
— Паша, — Стиж тонко почувствовал настроение соратников. — можешь на братву положиться. Мы не подведем. А все счеты — потом.
— Никто в обиде не останется, — подвел итог Паша, понимая, что только что ему удалось то, что не удавалось предшественникам.
Он стал первым. Первым среди равных.
Ну а дальше? Сколько их, равных останется, когда дело будет сделано?
Отдав необходимые приказы людям Учкана, а теперь, пожалуй, его, Паши-морехода людям, он вернулся в машину и приказал ехать к пристани, где на пароходе дожидался основательного допроса захваченный пленник. Что-то в его первоначальном рассказе насторожило Пашу, что-то заскребло, как ногтем по стеклу.
— Мореход, — обратился к нему пассажир автомобиля, — у меня хорошие новости.
— Говори, — хмыкнул Паша. — Пришло время хороших новостей.
— Мы тут все перевернули, Паша. Даже задействовали наших людей в ментовке…
— Да говори же, — нетерпеливо возмутился Мореход. — Все расходы оплатят…
— Вчера московским поездом в пять десять уехали три человека. Три киллера. Мы сравнили и наши данные, и те, которые у оперов. Профессионалы высокого класса. Вот эти трое как раз устроили весь дебош. Они замочили и Старика, и Учкана. Были у Адидаса, после чего тот слинял. Но теперь они уехали, хотя и неизвестно, по чьему заказу работали. А та тачка, которую возле театра сегодня расстреляли, так в ней залетные, случайные были. Они к нашим городским делам никакого отношения не имеют. Из какой-то московской охранной фирмы.
Мир разваливался в сознании Паши-морехода. Все, что он задумал, шло прахом. Нет никаких «варягов», никто не хочет захватить город, незачем теперь объединяться. И не нужен он, Паша-мореход, потому что бояться стало некого.
Враг перестал существовать.
Надо было его срочно выдумать.
— Ты не убивал, он не убивал, — «Робин Гуд» поочередно ткнул пальцем в сторону Семена, а потом Димы. — А негра замочили. В том смысле, что бизнесмена Трупина. Может, он? — и указал на Рената.
— Я?!
— А почему — нет? Или ты с ним чмок-чмок? В том смысле, что голубиные отношения. Только все время говоришь — Трупин был сука и сволочь.
— Я бы не стал говорить — сука, — возразил Ренат. — У меня собака — сука, и я люблю ее больше остальных.
— Больше остальных собак? Или людей?
— Больше остальных сук.
— Сука — снимается. Остается — сволочь?
— Гнида. — уточнил Ренат.
— О покойниках нельзя плохо, — вмешалась Джессика. — Я где-то читала, что сорок дней — плохо говорить нельзя. А потом — можно.
— У нас нет сорока дней, — заметил Дима. — Если мы не найдем выхода, о нас самих скоро никто плохо говорить не станет.
— Выхода? Выхода откуда?
— Отсюда.
— Да хоть сейчас, — улыбнулась Джессика. — Вот только куда ты собрался?
— И верно. Нас все равно найдут.
— Но надо хотя бы узнать, что они ищут? Конкретно. Что украли из сейфа Трупина?
— Я случайно заметил, — на лице «Робин Гуда» появилось умышленное глупое выражение, — когда выглядывал из окна, одного из бандитов, которые ВАС преследуют, — он подчеркнул — ВАС, — захватили живым и увезли в неизвестном направлении. Вот если бы знать, в каком направлении? И поговорить с ним. Наверняка он бы сказал, что им от ВАС требуется. Кстати, тачка, в которой его увезли, очень крутая, «Лэнд Ровер», и я думаю, не составит труда выяснить, кому из местных авторитетов принадлежит. Вряд ли в городе есть вторая такая же. К тому же на этом джипе наверняка остались следы двух-трех пуль.
— А зачем ты бабахнул в окно из пугача? — вдруг наябедничал Семен.
— Кстати, откуда у тебя взялся мой пистолет? — удивленно спросил Дмитрий. — Я думал, что потерял его еще в реке…
— Как же, потерял… — Джессика поджала губы, — Этот прохиндей все тащит, стоит только плохо положить.
— Один раз пугач спас нам жизнь. А сейчас, — вздохнул Семен, если бы не ты, стрельбы могло и не быть…
— Ага, — выражение лица у «Робин Гуда» стало еще глупее. — Если бы не я. И подвесили бы нас сейчас бандиты за ноги к потолку… Или одни бандиты, или другие. Но нам-то это было бы уже без разницы, верно?
«Варяг» висел так, что его макушка была на вершок от пола. Он висел так уже минут десять, избиваемый резиновыми дубинками, когда в помещение вошел Паша-мореход.
— Сними, — приказал он палачу.
Из ноздрей у «варяга» шла кровь.
— Выпей, — Паша достал из кармана брюк свободно помещавшуюся там бутылку, свернул пробку и налил полный стакан.
Пленник вцепился в стакан, и в наступившей после его криков тишине было слышно, как стучат зубы о стекло, и капают, струясь по подбородку, капли водки.
Вдруг пленник закашлялся, и его вытошнило.
— Закури, — Паша не обратил внимания на блевотину, обрызавшую начищенные ботинки, — Закури, полегчает.
И он взял сигарету себе, а потом протянул одну и ему.
— Кури, кури, — он жестом остановил пытавшегося заговорить узника. — Мы еще успеем надоесть друг другу…
Джессика подошла к молодому сержанту, дежурившему у входа.
— Господин офицер, — начала она, поведя глазками.
— Я не офицер, — угрюмо заметил тот.
— А вот в Америке — любой полицейский — офицер, — сообщила она. — К ним так и обращаются, не смотря на погоны — «офицер».
— Мы не в Америке, — напомнил сержант.
— Как же мне к вам обратиться — мужчина?
— Я вам не… тьфу, — сержант в сердцах сплюнул на пол. — Гражданка, вам чего надо?
Джессика вернулась и угрюмо сообщила друзьям:
— Тут я бессильна.
— Может, предложить ему денег? У нас еще немного осталось…
— Вряд ли, — покачала головой Джессика. — Я видела, его только что какой-то начальник проверять приезжал. Строгий. Специально в фойе подождала, пока тот не ушел. У нас никаких денег не хватит на
