— Минутку. Я прицепляю крючок к поясу.
— Хорошо…
— Теперь могу смотреть вверх, — сказал он. — Вижу гусеницу. Она примерно футах в шести, прямо у меня над головой.
— Прекрасно.
— Но когда будешь тащить меня дальше, веревка может зацепиться за край гусеницы.
— Все будет нормально, — ответила она.
— И тогда я повисну прямо над… над…
— Я не позволю тебе упасть в пропасть, Питер… Он снова закашлялся. Она ждала. Затем послышался его голос:
— Скажи, когда будешь готова.
— Я готова.
— Тогда давай покончим со всем этим, — сказал он, — прежде чем я испугаюсь уже всерьез.
Сара подняла его фута на четыре, тут тело Эванса, видимо, полностью высвободилось. И внезапно она ощутила весь его вес. И он показался ей непомерным. Ее шатнуло, веревка резко ушла фута на три вниз. Он так и взвыл:
— Сара!..
Она вцепилась в веревку из последних сил. И вот наконец спуск удалось остановить.
— Извини.
— Мать твою!..
— Извини. — Теперь Сара уже приспособилась к возросшему весу и начала тянуть снова. Она стонала от напряжения, но не прошло, наверное, и минуты, как над краем гусеницы показалась его рука и он ухватился за эту гусеницу и начал подтягиваться. Затем показались уже обе руки, а потом и голова.
Для нее это тоже было шоком. Лицо у него было залито кровью, встрепанные волосы тоже сплошь в крови. Но он улыбался.
— Тяни, сестричка.
— Я тяну, Питер. Тяну.
Вот он наконец забрался в кабину, и Сара, совершенно обессиленная, рухнула на пол. Ноги у нее дрожали. Все тело тоже сотрясала мелкая дрожь. Эванс лежал на боку рядом и захлебывался кашлем. Но вот постепенно дрожь унялась. Она нашла аптечку и принялась оттирать ему лицо марлевой салфеткой.
— Порез не слишком глубокий, — сказала Сара, — но несколько швов наложить все же придется.
— Это потом. Если мы отсюда выберемся.
— Выберемся, не бойся.
— Я рад, что ты такая… — Он выглянул из окна наверх. — Когда-нибудь лазала по ледяным скалам?
Сара отрицательно помотала головой:
— Нет, только по обыкновенным, да и то не очень высоким. Как думаешь, большая разница?
— Эти более скользкие… И что будем делать, когда выберемся наверх?
— Не знаю.
— Мы понятия не имеем, в какую сторону идти.
— Пойдем по следам снегохода этого парня.
— Если они сохранились. Может, их уже снегом занесло. Сама знаешь, до станции миль семь или восемь.
— Питер… — начала она.
— А если начнется снежная буря, нам вообще лучше отсидеться здесь.
— Я здесь не останусь, — твердо заявила Сара. — Если уж умирать, то под небом и солнцем.
Подниматься по ледяной стене расселины оказалось не так уж и сложно, особенно после того, как Сара усвоила, как правильно ставить ногу, обутую в ботинок с шипами, и с какой силой надо замахнуться ледорубом, чтоб он вонзился в эту стену и крепко там держался. Всего минут через семь-восемь она оказалась на поверхности.
Все здесь выглядело как прежде. То же тусклое белесое солнце, та же сероватая дымка горизонта, сливающаяся с небом. Все тот же серый, безжизненный мир…
Она помогла Эвансу вылезти. Из пореза снова пошла кровь, она тут же замерзала, отчего лицо походило на красную блестящую маску.
— Черт, до чего же холодно… — пробормотал он, стуча зубами. — Как думаешь, куда надо идти?
Сара взглянула на солнце. Оно совсем низко нависало над горизонтом, но непонятно было, заходит оно или напротив, встает. Да и вообще, как определяют направление по солнцу, если находишься на Южном полюсе? Сара нахмурилась. Сообразить никак не удавалось, и еще она страшно боялась ошибиться.
— Пойдем по следам, — сказала она наконец. Сняла шипованные ботинки, переобулась и зашагала по льду.
Следовало признать: в одном Питер был прав. На поверхности оказалось гораздо холодней, чем можно было представить. Примерно через полчаса поднялся ветер, он дул со страшной силой и прямо в лицо, так что пришлось идти согнувшись. Хуже того, пошел снег, и по льду зазмеилась поземка. А это означало… — Мы теряем следы, — пробормотал Питер. — Знаю. — Скоро их совсем заметет.
— Вижу. — Порой он вел себя ну просто как малое дитя.
— Что же нам делать? — спросил он.
— Не знаю, Питер. Мне никогда прежде не доводилось блуждать по Антарктиде.
— Мне тоже…
Они, оскальзываясь и спотыкаясь, продолжали брести вперед.
— Это была твоя идея — подняться на поверхность.
— Замолчи, Питер. Возьми себя в руки.
— Взять себя в руки? Спасибо за совет. Я чертовски замерз, просто окоченел, Сара, — пробормотал он. — Уже не чувствую ни носа, ни ушей. Ни пальцев на руках и ногах…
— Питер! — Она ухватила его за плечо и сердито затрясла. — Заткнись!
Он тут же умолк. И смотрел на нее через отверстия в кровавой маске. Ресницы стали белыми от инея.
— Я тоже не чувствую своего носа, — сказала Сара. — Нам надо держаться, другого выхода нет.
Она огляделась по сторонам, пытаясь подавить отчаяние. Ветер и снег усилились. Видимость резко упала. Мир стал плоским, бело-серым. Если так будет продолжаться и дальше, они могут снова провалиться в расселину, просто не заметить ее и провалиться.
Тогда надо остановиться.
Там, где они сейчас находятся. В самой сердцевине этой пустоты.
— Ты такая красивая, когда злишься, — сказал Эванс. — Тебе когда-нибудь говорили?
— Питер, ради бога…
— Жутко до чего красивая.
Она побрела дальше, до рези в глазах всматриваясь в снег и лед, пытаясь разглядеть следы от гусениц.
— Пошли, Питер. — Возможно, эти следы скоро выведут их на дорогу. По дороге куда как легче идти в такой буран. И безопасней, и меньше шансов просто замерзнуть.
— Кажется, я в тебя влюбился, Сара.
— Питер!..
— Я должен был это сказать. Возможно, это последний шанс. — Тут он снова закашлялся.
