– Оштрафуем!
– Валяйте, – вяло согласилась я, и вытащила из кошелька сто рублей.
– Пятьсот, – твердо сказал боднутый, держась за челюсть.
– Сто и автограф.
– Какой ешо автограф? – обалдел мент.
– Я звезда, – объяснила я ему.
– Я заметил, шо ты звезданутая. Давай штраф и отъезжай, пока я наряд не вызвал.
– У меня есть наряд. От самой Карины Грач.
– Може, тебе психиатрическую? – уже вежливо поинтересовался гаишник.
Вот и он туда же.
– Меня там не берут.
Я закурила, и протянула ему газету с голой собой на первой полосе. Мент уставился на фото, потом на меня.
– Шо-то я не понял. Это ты, шо ли тут, в передовице?
– Я же говорю, бери автограф, не ошибешься.
Я расписалась на газете, и под блеяние Таньки нажала на газ.
Лифт, конечно, не работал. И конечно, Танька на восьмой этаж идти отказывалась. Вес у нее был не тот, чтобы схватить ее под мышку, поэтому единственным рычагом управления этой скотиной, оставались рога. Я схватила за них Таньку, и потащила по лестнице вверх. Три этажа мы преодолели на одном дыхании. На четвертом я устала, и спряталась за мусоропровод перекурить. Мимо шла старушка, которая, заметив роскошную козу, схватила ее за рога и резво потащила в свою квартиру.
– Эй, бабка! – выскочила я из укрытия. – Это моя коза.
– Совсем оборзели! – ругнулась бабка, – Уже коз в мусоропровод пихают. Давеча ребеночка там нашла, протокол составляли. Вот молодежь, все в отходы, все в отходы...
На пятом мне повстречалась пожилая чета. Дама ойкнула:
– Какая прелесть!
– Прелесть, – подтвердил вышколенный муж.
– Как называется ваш клуб? – дама потеребила Таньку за рога.
– Фигзнает, – задыхаясь, ответила я.
– Вася запиши.
Вася записал.
– У вас щеночки бывают?
– Бывают. Но редко, – сообщила я.
– Запишусь! Хочу! Хочу!
Дама упорхнула, уводя послушного супруга.
Сазона дома не оказалось. Я воспользовалась ключами, которые он мне отдал и с трудом открыла железную дверь. После пережитых мытарств, теплый душ и мыльную пену Танька пережила спокойно. Она только беспрестанно встряхивалась и громко стучала копытами по дощатому полу. Я надела на нее противоблошиный ошейник, и решила, что домой доставлю ее утром, сухую и свободную от паразитов. Я включила огромный плоский телевизор и заснула под звуки перестрелки.
Проснулась я от топота. По коридору туда-сюда бегал Сазон и приговаривал:
– Ой, херово мне, херово! Ой, херово мне, херово!
– Что случилось? – испугалась я.
Он резко остановился и скрюченными пальцами схватил себя за плешивую голову.
– Все, – даже не пытаясь кричать, сказал Сазон. – Допился. Хана мне, доча! Черти явились. А ведь с утра ни-ни!
– Какие черти? – крикнула я ему в ухо.
– Там. Черт. Рога, копыта. Глаза круглые, лохматый. Почему-то белый, и почему-то мокрый!
Я вспомнила, что по дому бродит мокрая Танька.
– Это коза! – проорала я.
– Это не шиза! – грустно крикнул Сазон. – Это белая горячка!
– Я привела козу! – заорала я ему в ухо.
– Зачем? – удивился и обрадовался Сазон. – Разве ее едят?
– Помыть! У нее блохи!
– Ах побрить! – оживился дед. – Это святое дело, когда мандавошки! В армии так завсегда делают!
Он сбегал куда-то и принес опасную бритву.
– Давай козу!
Я испугалась. Брить козу я не хотела, я уже очень от нее устала. И потом, что же Муза будет драть своей пуходеркой? Я начала отвлекающий маневр:
– А у меня бутылочка!
Дед задумался с бритвой в руках.
– Говно небось?
– Абсент!
– Точно говно! – не услышав ни звука, подтвердил Сазон. – Но опять же, это только коза с мандавошками, а не белая горячка! Пойдем, доча, у меня и закуска есть!
На кухне он недовольно порассматривал бутылку абсента, которую я предусмотрительно захватила с собой.
– Тьфу, буржуазия зеленая! Наливай!
Он достал граненые стаканы, и выложил на блюдо груду соленых огурцов. Я решила его не отговаривать от такой закуски, а подать личный пример. Я в стакане развела водой сахар и добавила туда абсент.
– Ты что, доча?! – заорал Сазон. – Сбрендила? Чтобы я, старый вояка, хлебал сахарную водицу?!
Он до края наполнил стакан зеленым напитком и залпом выпил половину. Часто заморгав, Сазон крикнул: «Не понял!», и так же залпом допил остальное.
– Понял! – не моргнув сообщил дед. – Может, это и букет, но по мне, так лебеда зеленая. Для бедных. Я лучше водочки.
Не успела я глазом моргнуть, как Сазон достал из холодильника початую бутылку «Истока», опрокинул стаканчик и схрумкал два соленых огурца.
Оставалось только ждать результата.
– Кыс, кыс, кыс, – позвал Сазон козу Таньку, забредшую на кухню и мечтательно уставившуюся на огурчики. И тут началось.
– Кавалерия! – заорал дед так, что стены содрогнулись. – Шашки наголо!
Он вдруг вспрыгнул на козу верхом. На сегодня это стало для Таньки самым большим потрясением. Танька понесла. Сухонький Сазон, чудом удерживаясь на ее жирной спине, одной рукой держал ее за шкирку, другой размахивал воображаемой шашкой.
– Гоп! Гоп!
Они неслись по коридору, а я не знала, что мне делать.
– Артиллерия! К бою! – донеслось из другой комнаты. Послышался выстрел, и у меня затряслись коленки. Я влетела в комнату, прижимаясь к стене так, как видела это в кино.
Коза пыхтела и бодалась, но скинуть всадника не могла. У него в руке красовался пистолет, а пуля пробила штукатурку на стене.
– Стоять! Руки по швам! Сдать оружие! Кругом! Шагом марш! – провопила я все известные мне команды. Как ни странно, подполковник в отставке в точности выполнил все приказания. Бросив ствол к моим ногам, он, чеканя шаг, с высоко поднятой головой промаршировал на кухню. Я поняла, что нашла единственно верный тон. Обогнав его, я быстро убрала со стола бутылки, сунув их под раковину, за мусорное ведро. Пистолет я спрятала в свою сумку, где уже болтался один – Каринин. Скоро я смогу торговать оружием.
Подполковник встал посреди кухни, и, вытянувшись, отдал кому-то честь. Деду глючилась война, и я решила перевести его пыл в мирное русло.
