новых экономических условиях России»
– А они, что – опять новые? – удивился неарденталец.
Мужик в ажурном платочке усмехнулся.
– Это тема для реферата в десятом классе. Ну, может, для курсовой. Хотя, сейчас такое «образование» за деньги, что в аспирантуре будут букварь учить, а кандидатскую про два плюс два писать, – разродился он грамотной речью.
– Вы кандидат наук?
– Я? Доктор. Бывших экономических наук.
Вот вляпалась.
– Что заставляет людей жить так, как вы живете?
– Ты пресса, что ли? – заржал косматый, обнажив свой единственный зуб. – Так и пиши, мадамочка: живем мы замечательно, лучше всех живем. Знаешь, кто самый богатый человек в городе? Начальник свалки. Просто этого никто не знает. Мы рангом пониже, но тоже не бедствуем. У нас все честно: территория поделена, никто на чужое не зарится. Даже у ворон свои участки. Тут и поесть, и выпить, и одеться, – он хвастливо ткнул пальцем в свои кроссовки. – Сливки, конечно, начальство собирает. Вот недавно тут целый самосвал компьютеров какая-то фирма выкинула. Что, почему – неизвестно, но деньжищи там немалые. А месяца два назад тут очень крутую тачку выбросили. «Ягуар» знаешь? Начальник увидел – сигарету, которую курил, сжевал и проглотил от удивления и задумчивости. Ожог пищевода заполучил. По запчастям он машину распродал и на Кипр отдыхать укатил, долечивать пищевод и фрукты кушать.
– Так это ваше начальство на джипе приезжало?
– На джипе? Не, это Зинона начальство. Он хвастался, что нашел работу по специальности.
– И кто же он по специальности?
– Он? Актер драматического театра. Бывший.
– И что... эта его актерская работа – ночная?
– Эти парни заезжают за ним примерно раз в две недели вечером. Зинон приходит утром довольный и рассказывает всем о волшебной силе искусства.
– Он что, там много зарабатывает?
– Мадамочка, говорил же, скажите прямо – что вам нужно? А то диссертация, нравы, способы выживания... Еще пятьсят и все что знаю, расскажу.
– Правильно, – поддакнул доктор бывших экономических наук. – Новые условия, знаете ли, а жить надо...
– Что, они опять новые? – снова всполошился неарденталец.
Я возмутилась обдираловке, но послушно выложила деньги.
– Зинон появился на свалке полгода назад, – начал доктор наук хорошо поставленным голосом, привыкшим работать на большую аудиторию. – Он действительно артист, причем заслуженный. Зиновий Петров. Актер одной роли. Играл Ленина во времена расцвета социалистического реализма, чем и прославился. Когда спрос на Ленина резко упал, Зинон запил. Дети у него в другом городе, жена умерла. Какие-то дельцы его облапошили, когда он квартиру на меньшую с доплатой менял, и остался он на улице. Месяц Ленина в подземном переходе изображал. Подавали ему хорошо, народ даже специально ходил на него посмотреть. Только конкуренты этого не вынесли, избили Зинона и больше в переход не пустили. Тогда он и пришел на свалку. Смотрим – Ленин идет. Руки за спиной, взгляд с прищуром, кепка... Реквизит у Зинона до сих пор остался. Ленина здесь приняли и даже полюбили, у многих наших тоска по прежним временам. Выделили ему здесь участочек, тем он и жил. Тут и поесть, и попить, и одеться.
– Значит, он по ночам теперь где-то Ленина играет?
– Может, и не Ленина, но кого-то точно играет, и платят ему за это хорошо. Реквизитик у него побогаче стал – костюмы, галстуки, дипломат кожаный, мобильник, и куча всяких очков. Что-то я не помню, чтобы Ильич темными очками увлекался. В-общем, Зинон как-то очень хорошо устроился. Говорит, к весне квартиру купит, но что и где не рассказывает.
– Этот парень седой, – встрял доктор, – его старый друг. Он поэт. Они вместе служили искусству, и вместе выпивали. А горластый, на джипе – это их главный. Режиссер, наверное, хотя с виду не скажешь.
Больше обитатели помойки ничего не знали. Как я их не пытала, рассказ ходил по кругу: пришел на свалку Ленин, прижился, но вскоре нашел денежную работу по специальности с помощью друга-поэта, стал меньше пить, и теперь собирается купить квартиру. А горластый – главный режиссер, хотя с виду не скажешь.
Я распрощалась с «бывшими», но с полпути вернулась.
– Эй! – крикнула я издалека. – А в том «Ягуаре» никаких бумаг не находили? Расписок там каких- нибудь?
Они запожимали плечами.
– Чистая вроде машина была. Ни вмятин, ни крови, ни трупов, ни бумаг, ни даже номеров.
Мозаика событий, происшедших за последние дни, сведения, добытые мною не всегда праведным путем, позволяли делать выводы. Я чувствовала, что разгадка где-то на поверхности, что я хожу рядом с ней, и не хватает буквально нескольких сильных и четких штрихов, чтобы из хаоса возникла простая и ясная картина. Я хожу где-то рядом, и, кажется, знаю как подойти поближе.
Я изменила планы и не поехала ночевать в квартиру к Сазону. Мне совсем расхотелось сидеть одной на восьмом этаже. На трассе у меня заглох мотор. Наученная горьким опытом, я не стала пинать колеса и протирать фары, а сразу сунулась в бензобак. Бензина не было. На этот раз я его прокатала: сначала лечила депрессию, нарезая круги вокруг города, потом – незапланированная гонка за дедами.
Я проторчала на дороге полчаса, прежде чем появилась первая машина. Старый «Жигуль» ехал как-то странно, зигзагами. Я решила, что водитель в стельку пьян и не стала его тормозить, но он сам притормозил у обочины.
Водитель не был пьян, он был кос на оба глаза и безнадежно заикался.
– Мар, мар, мар, – сказал водитель. – Тьян.
Я поняла, что он зачем-то представился.
– Да мне по-барабану. Хоть Квазимодо. Мне бы отсосать...
– Ыык?! – глаза у Мартьяна сошлись в кучу у переносицы и он подзадохнулся.
– Бензин! – испугалась я за него.
Он расслабился, распустил глаза подальше друг от друга и засуетился, проделывая все необходимые манипуляции.
Я сунула ему сто рублей, но он заладил:
– Бзь, бзь, бзь...
Может, это означало «бесплатно», но я сунула еще сотню, лишь бы он заглох, и побыстрее уехала. Интересно, за какие деньги он прошел медкомиссию?
На въезде в город, там где еще не было освещения, на меня упало дерево. Вернее, это оказалась большая ветка, но когда она влепилась в лобовое, показалось, что на меня рухнул целый тополь. Я резко затормозила и выскочила из машины. Ветка была ниоткуда – вокруг не росло ни одного дерева, только низкорослый кустарник. Мне это не понравилось.
Я отволокла ветку на обочину и уже почти забралась в салон, как услышала выстрел. Помня уроки Глеба, я плашмя грохнулась на дорогу рядом с машиной, очками в пыль, и зачем-то прикрыла голову руками. Судя по всему, в меня не попали, во всяком случае я этого не почувствовала. Я ждала продолжения, но его не последовало. Где-то впереди послышался звук мотора, я приподняла голову и увидела как белая машина уезжает без фар. Я попыталась получше ее рассмотреть, но только на юге бывают такие темные ночи. Одно точно: это или спортивка, или у нее прогоревший глушитель – ревела она как самолет. Я повалялась еще немного, покурила свой любимый Житан, и даже поразглядывала звезды, потом обдула очки от пыли и вползла в машину. Или меня хотели попугать, потому что не попали даже в машину, или стрелявший такой же косой как Мартьян.
