осталась в долгу, заявив: «То-то ты так рвешься за руль!», и так рванув с места, что он кувыркнулся назад. После этого мы молча доехали до его дома.
В квартире я попросила его не орать, не свистеть и не материться. Он молча обошел комнаты, заглянул в микроволновку, выпучил глаза на телевизор, а увидев тренажер, упал на него плашмя, схватился за голову и тихо сказал «ужас». И добавил «кошмар».
– Спи тут, – приказала я, ушла в другую комнату и закрылась на тугой шпингалет.
– Рота подъем!
Я бы не поставила ни копейки на то, кто из них это крикнул – Бизя или Сазон. Я послушно оторвала голову от подушки и выползла на кухню.
Они жарили яйца. Штук шестьдесят, не меньше. Меня чуть не стошнило, когда я представила, что все это нужно съесть. Но Бизя поставил на печку еще и кастрюльку, высыпав туда пакет геркулеса. Рука у него была небрежно перевязана какой-то цветастой тряпицей.
– Маслица не забудь! – скомандовал Сазон.
– А как же! – внучек бухнул в варево шмоток сливочного масла величиной с башмак.
Чтобы всего этого не видеть, я решила принять душ. Когда я вернулась, они уже сидели за столом. Там, где должна была сесть я, услужливо красовался пакет кефира. Я с облегчением налила себе целый стакан.
– Итак... – решила я начать допрос Сазона.
– Потом! – хором заорали они с набитыми ртами.
Я сквозь зубы выцедила кефир и все-таки подцепила на вилку одно яйцо. Просто так, из вредности, чтобы им меньше досталось.
– Откуда фингал? – Бизя пальцем потрогал у Сазона заплывший глаз.
– Фигня? Да с Санькой боксируем. Тренируемся!
Они снова принялись молча жевать.
– Сюрприз! – дожевав, крикнул Сазон и умчался в комнату.
Мне было страшно подумать, что за сюрприз приготовил дед. Но он прибежал с бумагами. Это были какие-то бланки с печатями. Бизя взял их и стал читать. Там было что-то настолько интересное, что вместо хлеба Бизя сжевал салфетку.
– Ужас, – тихо сказал он мне. – Это дарственные на какой-то дом в Испании. И на автосалон. Там же. Вот, мое имя! Кошмар.
– А моего там нет? – шепотом спросила я.
– У тебя фамилия трудная. Дед! Откуда это?
Сазон улыбался. У него были довольно хорошие зубы для такого старого человека. Он улыбался ровно столько, сколько было нужно, чтобы понять, что любимый внучек не столько рад подарку, сколько в шоке от него. Тогда улыбка у Сазона сползла, а глазки забегали по потолку.
– Хлеба дома нет! – воскликнул он, схватил древнюю плетеную сетку и попытался улизнуть. Я прыжком очутилась в дверях кухни, перекрыв ему путь. Бизя вскочил и очень непочтительно, за шиворот, усадил Сазона посреди кухни на табуретку.
– Я все скажу! – крикнул Сазон. – Я всегда хотел тебе сказать! Только ты никогда меня не слушаешь!
– Ну? – Бизя осторожно встряхнул его за плечи.
– Житан твой – говно!
Мы удивленно переглянулись с Бизоном.
– Я тебе говорил, что я по старинке, самокруточку? Говорил?!
– Говорил, – кивнул Бизя.
– Курил махорку шестьдесят лет, и еще шестьдесят лет курить буду! – топнул ногой Сазон.
Я расстроилась, что у деда гуси в голове: в таком возрасте это бывает. Но Бизя слушал его внимательно.
– Ты тогда утречком домой заявился, – плаксиво затянул Сазон. – Весь такой мятый, усталый. Я встал, курить захотел. Всю квартиру перерыл, нигде – ни бумажечки, чтоб самокруточку скрутить. Ни даже газетки.
– Ну! – крикнул Бизя.
– Ты мне не нукай! – снова топнул Сазон. – Подкидыш! Тебе кто сопли подтирал?
– Дальше! – вежливо попросила я, но дед не услышал. Он виновато опустил плешивую голову.
– Я к тебе в жилет залез. В карман. Думал, может, у тебя бумажечка какая ненужная найдется.
Бизя схватился за голову, я засмеялась.
– А у тебя там деньжищ!.. Я считал, считал, и запутался. А среди них, размером с денежку, бумажечки. Я думал, ты ими купюры переложил, чтобы не слипались. Я бумажечки выбрал, а деньгу ни одну не взял. Скрутил самокрутку, только плохо она горела, бумага больно лощеная оказалась. А вечером Мальцев пришел, стали мы с ним читать, что на бумажках написано и ... в общем, дело завертелось у нас.
– Где они? – в ухо крикнул ему Бизон.
– Счас!
Сазон сбегал в туалет и принес бумажки, семь штук, величиною с купюру. Бумага была чуть розоватая, на свет просматривались водяные знаки. На ней типографским способом было напечатано:
Подателю сего выдать без всяких условий и объяснений
__________________________________________(сумма)
после ________________(дата).
Директор предприятия______________________________
– Вот, это те, что остались! Остальные оприходовали.
– Так, – сказал Бизя. – Так! И как же вы умудрялись эти долги забирать? Как вас не грохнули?..
– Так мы это, за половину долга расписки фирмам отдавали. За половину! Они нам спасибо говорили и долго жить желали. И потом, мы же сами с деловыми не общались. У нас в штате артист был. Знаменитый. Он каждый раз в разном обличьи на стрелки ходил, договаривался. Опять же, налом не брали, в банке счет открыли, налоги платили! Все чисто, сынка!
Дед радостно заморгал.
– Если бы ты не сбежал тогда, мы бы тебя от любой тюрьмы с такими деньгами отмазали!
Бизя сел на пол.
– Выпить бы! – жалобно сказал он.
Я пошарила за мусорным ведром и нашла там недопитую бутылку абсента.
– Фу! – крикнул Сазон, и достал из холодильника коньяк.
Бизя открыл его, понюхал, и убрал обратно в холодильник.
– Ну ладно, я в книжный магазин пошел, – сказал он, вставая.
Я потрогала его лоб, жара не было. Он мотнул головой, стряхивая мою руку.
– Я нигде не могу найти методичку по ОБЖ, – забормотал он. – Что это за гусь, и как его вести?! Может, тут они есть?
– Зачем тебе методички? У тебя дом в Испании и автосалон. Там же.
Сазон смотрел на нас заискивающе, не слыша ни слова.
– У меня куча детей. Причем, отстающих по программе. А через год им поступать в институт.
– Иди, – сказала я. – А там нельзя как-нибудь меня вставить? – я кивнула на бумаги.
– У тебя фамилия трудная.
– Хочешь, я возьму твою?
Он посмотрел мимо меня и ушел в книжный искать свои методички. Я сгребла расписки, взяла абсент, и закрылась в своей комнате на шпингалет.
Когда вернулся Бизон, я валялась на полу и гадала на расписках «любит – не любит». Абсент в бутылке
