закончился, оставив в голове эйфорию и легкое раздвоение личности. В дверь постучали, я крикнула, что Элки нет, она вся вышла. Тогда шпингалет легко отделился от стенки, и щерясь шурупами, упал на пол. На пороге стоял Бизон, держа в руках стопку книг.
– Напилась, – сказал он. – Ну и зря. Я же не сказал, что не хочу, чтобы ты брала мою фамилию. Я размышляю, не взять ли твою. – Он свалил книги на пол.
Я запустила в него пустой бутылкой, но неудачно – он поймал ее на лету, за горлышко. Потом наклонился и собрал расписки на полу в аккуратную стопку.
– Ну как? – он умел спросить.
– Не любит! – пожаловалась я.
– Не факт, – ухмыльнулся он.
– Ну, как же! В Испанию сам не едет, и меня не берет, – я почувствовала, что слезы сейчас позорно хлынут из глаз.
– Я могу взять тебя в Сибирск! – с омерзительной гордостью заявил он.
– Представляешь! Я сама могу тебя туда взять!
– Ну, хорошо, значит, это ты меня туда возьмешь.
– Не возьму. И не дам тебе свою девичью фамилию.
– Слава богу, а то представляешь, как будут дразнить меня в школе!
– Кто же поедет в Испанию?
– Никто. Недвижимость на то и недвижимость, что никуда не убежит.
– Автосалон! – простонала я.
Бизя уселся на пол и почесал затылок горлышком пустой бутылки.
– Учебный год только начался. Родители посдавали кучу денег на то, что их дети будут учиться в школе со спортивным уклоном. Я веду, – он начал загибать пальцы, – ОБЖ, историю, физкультуру, секцию каратэ, секцию автомеханики, я охраняю школьную территорию и выполняю функции школьного психолога, потому что Вера Ивановна ушла в декрет...
– Заткнись. И дай закурить, у меня кончились сигареты.
– Я бросил!
– Не жмоться!
– Слушай, – он повысил голос, – я работаю с детьми. Я не просто учитель, я еще и тренер. Разве тренер может курить?
– Тренер все может.
– Я тоже так думал. Пока не увидел как пацаны на лавочке смолят «Житан», и, кашляя, приговаривают: «Дрозд только такие уважает!». На следующий день я объявил на тренировке, что бросил курить. Мы пришли в этот мир, чтобы стать сильными.
– Это не ты сказал.
– Да. Вивекананда. Но курить я бросил.
– Ладно, тогда я по старинке, самокруточку. – Я полезла под кровать, где стоял старый кованый сундучок, из которого Сазон тягал махорку. Кое-как скрутив папироску, я затянулась отвратительным самосадом.
– А что мы будем делать вот с этим? – я пальцами голой ноги поддела стопку расписок на полу.
– Сазону больше нельзя рисковать, – Бизя поднял расписки с пола и засунул себе в нагрудный карман. – Хватит с него того, что он наворотил.
– Может, мы сами... того, за половину долга?..
Он посмотрел на меня как врач на безнадежного больного.
– Ну да. У тебя дети. И еще только начало учебного года. Родители сдали трудно заработанные рубли, чтобы их чада посещали секции вязания и балета. И это... ЖОБ, что за гусь? Как его вести? Бизя, ты с ума сошел? У истории феерический финал, а ты накупил учебники, бормочешь про детей, и собираешься лететь в сраный Сибирск, где сейчас минус тридцать, в пять уже темно, а утром невозможно вытащить себя из постели, потому что стучишь зубами от холода, но нужно много работать, потому что нужно много еды и очень много одежды... Кстати, тебе хватит на обратный билет?
– Займу у Сазона. А там у меня скоро аванс, – буркнул он.
– Кем ты вернешься, Дроздовым или Сазоновым?
– Тягнибедой! – рявкнул он так, что зазвенели оконные стекла.
– Дразнить будут в школе! А испанцам наплевать! В конце концов, махнешь, не глядя, автосалон на школу со спортивным уклоном.
– Дура.
– Кретин.
– Вот и поговорили, – вздохнул он, уселся на пол у кровати и начал листать свои учебники.
Это было невыносимо. Вот он – принц на белом коне. Вилла в Испании, автосалон там же. В кармане у него куча маленьких бумажек, по которым, если действовать осторожно, можно стрясти еще пару таких же наборчиков в Европе. И принцесса-то от него сбежала, превратившись в лягушку – бери его тепленьким! Только он ни фига не видит, кроме своего ЖОБ. Или БОЖ?
Мне захотелось стряхнуть с него пыль. Я стянула с себя футболку и, скомкав, запустила ему в лицо. Он отшатнулся, потом сгреб ее своей немузыкальной лапой и понюхал.
– Да, пора постирать. – Он отшвырнул футболку в угол, и снова начал читать.
Я встала и сняла джинсы. Он, посмотрев на меня, поморщился:
– Ты чего?
– Пойду постираю.
– И мое тоже, – Он встал, разделся, и швырнул свои шмотки к моим. Мы стояли друг перед другом абсолютно голые. И не знали, что делать.
– Там расписки, – кивнула я на его джинсовку. – Намокнут.
– Черт! – он наклонился и стал рыться в кармане.
– Ага, все-таки жалко!
– А как же! Такой сыр-бор из-за них. Я покажу их детям. И объясню, что деньги – не главное. Из-за них можно все потерять – дружбу, любовь, жизнь, и даже собственное имя...
Я пнула его коленкой под голый зад. От неожиданности он упал на колени и замер.
– Нам нужно поменяться местами, – вдруг тихо сказал он.
– Не факт.
– Так мы никогда не договоримся, – он вскочил, сгреб меня в охапку и бросил на кровать.
Из нее мы не вылезали два дня. Мы почти ничего не ели, а я так и не постирала провонявшие дымом, потом, и кровью вещи. Расписки Бизя положил в учебник по ОБЖ и заявил, что сделает из них учебное пособие. Именно такое пособие как нельзя лучше подходит к такому предмету, как ОБЖ. Он, наконец, разобрался, что это за гусь и как его вести.
Сазон пропадал на работе. Пару раз в квартире появлялся Мальцев, но мы не выходили из комнаты, а поэт не рискнул сунуться в нашу комнату, хотя шпингалет так и валялся на полу. Просто сильно скрипела наша кровать, а Мальцев, в отличие от Сазона, слышал нормально.
Потом позвонила Бэлка и сказала, что нас могут вызвать на допрос, но она все уладила и нам нечего опасаться: запись в диктофоне оказалась отличной. Мы сходили в прокуратуру, где нас интеллигентно допросили милые люди. После всего, что случилось, эти допросы воспринимались как светские развлечения.
С Бизона сняли все обвинения, он больше не числился в розыске, как убийца Грача. Но в одном из кабинетов ему хорошенько промыли мозги на тему, что если нашел где-либо чей-нибудь труп – нужно заявить в милицию. А не нестись на кладбище оказывать ему, трупу, ритуальные услуги.
Задали вопросы и про расписки. Не сговариваясь, мы в разных кабинетах дружно пожали плечами и нас оставили в покое.
В один из вечеров я решила свозить Бизю в Бэлкин клуб «для своих». Он долго упирался, говорил, что не понимает такого времяпровождения. Я согласилась, что нет интереса разглядывать девок у шеста. Тогда
