нравилась мысль о том, что Кальв мог стать викингом.
— Возможно, — ответил он, бросая на нее взгляд. Потом положил руку ей на плечо и серьезно сказал: — Тебе придется туго, когда он вернется.
Она отвернулась, ничего не сказав.
— Я не знаю точно, что говорят об этом законы Всеобщего тинга, — сказал он, подумав, — ты можешь обратиться к священникам, если тебе понадобится, к сведущим в законах людям. И ты можешь заявить Кальву, что если он не предоставит тебе твои законные права, мне придется поговорить с ним, когда я вернусь. Совсем другое дело, если ты захочешь сама уехать из Эгга; я отправлю из Каупанга известие Сигурду, чтобы он принял тебя и детей, если вы приедете на Бьяркей.
— Мне бы не хотелось, чтобы Сигурд знал об этом, — все также глядя мимо него, сказала Сигрид.
— У него не будет никаких подозрений, если ты надумаешь погостить на Бьяркее.
Сигрид задумалась.
— Нет, — сказала она, — у него будут подозрения.
Некоторое время оба молчали.
— Ты перековал серебряный молоточек на крест, как собирался? — спросила она.
Он вытащил из-за пазухи серебряный крест, висящий на цепочке.
— Однажды я чуть было не потерял его, когда кожаный ремешок порвался, — пояснил он, заметив, что она осматривает красивую серебряную цепочку; серебряные нити были сплетены в тонкий шнурок.
— Священник из Тронденеса освятил крест, — сказал он, — так что теперь он защищает меня лучше, чем когда-то молоточек.
— Я вижу, ты больше доверяешь молитвам священника, чем колдовству финнов, — сказала она, и он захохотал.
— Я сохранил дружбу с финнами, — сказал он. — Но Христос все же сильнее их колдовства.
На следующий день, прощаясь с ней, он опять сказал, что она сможет рассчитывать на него, если ей понадобится помощь. Он сказал, что намеревается отсутствовать не более года.
— Все куда лучше, чем ты думаешь, — утешал он ее, — я буду молиться за тебя не только в соборе святого Петра в Риме, но в каждой церкви, куда я буду заходить, и в Иерусалиме, если я попаду туда.
После его отъезда она поднялась на холм, на то место, где они сидели с Туриром. И она стояла и смотрела на выходящий из фьорда корабль. Ветер был крепким, парус с широкими полосами был красиво надут, и корабль быстро продвигался вперед; мачты гордо возвышались над водой. Турир плыл на «Морской чайке», построенной для него Торбергом Строгалой — и это был его любимый корабль. И она была уверена, что сам Турир стоит сейчас за штурвалом.
Сигрид глубоко вздохнула. После встречи с Туриром у нее появилось ощущение безопасности. Она была рада, что рассказала ему о Сигвате; хорошо было осознавать, что, вопреки всему, за спиной у нее стоял брат.
Стоя так и провожая корабль глазами, она мысленно возвращалась к тем беседам, которые они вели эти дни. Они говорили о многом, но больше всего — о короле Олаве и битве при Стиклестаде. Взгляд ее скользил от корабля к Кроксвогу на другой стороне Стейнкьерского фьорда; мысли ее обратились к Мэрину и Вердалену.
Она подумала, что ей нужно съездить в Стиклестад; она так много слышала об этом месте, и оно стало частью ее жизни. Там, со смертью Олава, закончился путь, начатый в Мэрине убийством Эльвира; путь, преисполненный ненависти и жажды мести, которой привел ее сыновей к гибели в Оппландене, а позже привел в Стиклестад и Турира с Кальвом. Месть, о которой она мечтала, наконец осуществилась — месть, которая перестала быть местью.
Решив отправиться в Стиклестад, она почувствовала, что становится пилигримом.
В один из воскресных вечеров — в обычный год это было бы время жатвы — Сигрид с Харальдом Гуттормссоном и одним из работников въехали верхом в усадьбу Стиклестад. Залаяла дворовая собака, и из двери поварни выглянул какой-то человек, чтобы узнать, в чем дело. Харальд подошел к нему, чтобы переговорить, и вскоре во двор вышел хозяин.
— Добро пожаловать, Сигрид дочь Турира, — сказал он. Но в голосе его не было особого тепла. — Мы как раз ужинаем; заходите и поешьте с нами.
Сигрид поблагодарила, и они пошли на кухню.
Разговор шел о погоде и о видах на урожай, но потом Сигрид сказала о цели своего приезда. Стиклестадский хозяин сказал, что последнее время по ночам бывают заморозки, так что хлеб уже не спасешь.
Сигрид кивнула, сказав, что заметила это.
— В Эгга дела обстоят не лучше, — сказала она.
— Иного и ожидать не стоило, — многозначительно заметил стиклестадский бонд.
— Скорее всего, — согласилась Сигрид, и оба замолчали.
После этого она сказала:
— Я приехала сюда, чтобы посмотреть, где погиб король Олав; я надеюсь, ты покажешь мне это место, Торгильс.
— Ты должна узнать, где он погиб, Сигрид дочь Турира, потому что это твой брат сразил его! — ответил он.
Она ничего не сказала.
Вечернее солнце бросало золотой отсчет на поникшие хлеба, когда Торгильс вел Сигрид по полю, вдоль тропинки.
— Многие приезжают сюда? — спросила она.
— Приезжает кое-кто, — ответил он.
— Я слышала, что ты забрал тело короля Олава после сражения. Это правда?
— Да.
Они подошли к большому камню.
— Вот тут он лежал, — сказал Торгильс и показал ей место.
— Ты видел какое-нибудь чудо возле тела короля? — спросила она.
Он смерил ее взглядом.
— Все ты выпытываешь, — сказал он, — может быть, это мне нужно спросить у тебя, что тебе здесь нужно…
Его ответ обидел ее; отвернувшись, она стала смотреть на горы, возвышающиеся на горизонте.
— Эта земля пропитана кровью, — неожиданно произнес он, — они лежали здесь бок о бок, убитые и раненые, их вопли и крики Делали это место страшнее Ностранда.
Сигрид вздрогнула. Согласно старому поверию, Ностранд был местом наказания преступников, где их кусали ядовитые змеи.
— Там, на возвышенности, стояла королевская дружина, — сказал Торгильс, указывая рукой в сторону холма, — а вот там… — он повернулся, — стояло войско бондов.
Сигрид кивнула.
— Ты увидела то, что хотела увидеть? — спросил он.
— Мне хотелось бы побыть здесь немного, — сказала она. — Одной.
Некоторое время он стоял молча. Потом сказал:
— Мне посчастливилось отдать долг королю при его жизни.
— Да, — сказала Сигрид. Она знала, что Торгильс служил королю Кнуту, но перед сражением заключил мир с королем Олавом.
— Он не был жесток ко мне, — продолжал он. — Он только обязал меня заняться ранеными и убитыми после сражения и забрать его собственный труп, если он погибнет.
— Поэтому ты и сделал это.
— Я бы сделал это и в том случае, если бы он не просил меня об этом.
Торгильс направился обратно к дому.
— Быть бы ему с тобой таким добрым, каким он был со мной, — сказал он на ходу.
Солнце было наполовину скрыто тучами; но лучи его ослепительно сияли в просветах.
Увидев на дороге людей, Сигрид присела; ей не хотелось, чтобы ее видели. Она сидела, прислонившись
