Его лицо светилось воодушевлением, и я подумала: «Все-таки есть в нем что-то очень приятное. Мне будет жаль, когда он уедет».
– Но нас преследовали нескончаемые беды, – продолжал он. – Когда разрешили ввоз в страну французского шелка, рабочие в Спитэлфилдсе оказались на грани нищеты. Всем был нужен только французский шелк, хотя тот, что делали мы, был ничуть не хуже. Просто они считали, что фраза «я купил французский шелк» звучит лучше, чем «я купил спитэлфилдский шелк». Отец рассказывал мне о тех событиях. Люди бывают очень жестоки. Начались бунты. Рабочие без дела слонялись по улицам. Для их станков не было работы. Когда они видели женщину в ситцевом платье, они срывали его. «Шелк! Шелк! – кричали они. – Все должны носить спитэлфиддский шелк!»
– Как это жестоко, – сказала я. – Я бы не хотела, чтобы с меня срывали платье по какой бы то ни было причине.
– Они боролись за выживание. Люди переехали сюда, бросив все, что имели; здесь они построили новые станки, начали производить красивые ткани, и как раз тогда, когда дела пошли в гору, правительство разрешило ввоз в страну французского шелка.
– Но если их ткани были так хороши, почему же люди предпочитали покупать французские?
– Англичане всегда предпочитают иностранное отечественному. И кроме того, у французов установившаяся репутация. Почему-то считается, что французские наряды и ткани должны быть лучше, чем английские. В любом случае, они чуть не вышибли нас из шелкового бизнеса.
– Почему же ты так переживаешь теперь? – спросила я. – Ведь все это в прошлом.
– Я сочувствую этим людям, потому что знаю, как они страдали. И знаю, что это может случиться снова.
– Бедняжки, – вздохнула Касси, – как это, должно быть, страшно – голодать. И ведь у них были дети.
– Дети всегда страдают первыми, – сказал Филипп. – То были долгие и трудные времена. Сто лет прошло с тех пор. Правительство как раз подписало тогда так называемое «Соглашение в Фонтенбло», по которому французам предоставлялось право ввозить свой шелк в Англию беспошлинно; и наши рабочие были в отчаянии. Когда король ехал в парламент, они решили представить петицию в палату общин. Они придерживались мнения, что герцог Бэдфорд, подписавший соглашение, подкуплен французами. Рабочие добились отсрочки выполнения договора, направились к дому Бэдфорда и устроили там погром. Прибыла гвардия, и был зачитан Риотский акт[5]. Рабочие разбежались, но многих из них затоптали лошади. Не мало народу погибло тогда. Покидая Францию, они думали, что обретут мир и спокойствие, но и здесь их ждали тяжелые испытания.
– Они вышли из них победителями, – сказала я, – и теперь у них все хорошо.
Филипп пожал плечами:
– Никогда нельзя знать, с какими трудностями придется столкнуться завтра. В жизни все происходит неожиданно, Ленор.
– Но ведь люди всегда находят какой-то выход.
– Некоторым это удается, – ответил он.
Джулия зевнула.
– Нам пора возвращаться, – сказала она.
В эти каникулы я полюбила Филиппа. В отсутствие Чарльза все было совсем по-другому. Филипп часто заходил к бабушке, со знанием дела он разбирал тюки с материалами и говорил об искусстве ткачества. Его очень заинтересовал ее станок.
– Вы пользуетесь им? – спросил он.
– Только когда сэру Фрэнсису требуется что-нибудь особенное.
Она рассказала ему о Виллер-Мюр, о фабрике со стенами, увитыми бугенвиллиями, о больших светлых мастерских с огромными окнами.
Филипп был полностью поглощен беседой. Он говорил о каком-то новом способе прядения, который позволяет перерабатывать залежавшиеся на прилавках ткани.
– Некий мистер Листер из Брэдфорда изобрел для этой цели специальный станок, – рассказывал он нам. – Это произведет революцию в нашем деле, потому что должно быть большое количество chassum шелка, залежавшегося на наших складах в Лондоне.
Я мало что понимала в этих разговорах, но мне было приятно слушать их. У бабушки начинали гореть щеки, Филипп был преисполнен энтузиазма. Они нравились друг другу, а для меня не было ничего приятнее, чем видеть, что дорогие мне люди хорошо ладят между собой. Бабушка приготовила чай, и мы перешли в ее маленькую гостиную, продолжая разговор. Филипп делился своими планами, когда он наконец войдет в дело. Его раздражала необходимость ждать. Он приступит к делу, как только закончит университет. Отец обещал ему. Он бы с радостью пожертвовал последними ступенями своего образования, но отец был неумолим в этом вопросе.
– А что твой брат? – спросила бабушка.
– О, он больше склонен развлекаться. Надеюсь, что это пройдет.
– Он не разделяет твоего энтузиазма, – заметила бабушка.
– Он изменится, мадам Клермонт, – поспешил уверить ее Филипп. – Когда начнет во всем разбираться, то не сможет остаться равнодушным к нашему делу. Вы согласны со мной?
Бабушка улыбнулась.
– Я счастлива, что у сэра Фрэнсиса есть сын, который пойдет по его стопам. Это должно служить ему большим утешением.
– Возможно, что брат окажется лучшим специалистом в другой области нашего бизнеса. Меня
