сделал — и тебя, коль ты мне доверяешь.
Он обнял девушку.
— Я боюсь, Морган! — прошептала она, глядя на него широко распахнутыми глазами.
— Я знаю, любимая. Ты боишься остаться и боишься уйти. Но учти, если ты останешься, тебя убьют, или изнасилуют, или замучают. А нет — так все равно ты будешь рабой. Пойдем со мной, и вместе испытаем судьбу. Разве недолгая жизнь на свободе не лучше пожизненного рабства? — спросил он.
Она не могла с ним не согласиться.
— Не пойдешь со мной — уйду один! — решительно сказал Морган.
Фейт не представляла себе жизни без Моргана. Если бы он остался с ней в Годстоуне, она примирилась бы с рабством — ведь они могли бы проводить ночи в объятиях друг друга. Но если у нее и это отнимут, тогда — ее жизнь станет горше полыни, и лучше умереть.
— Я пойду, — прошептала она, словно заразившись его отвагой.
Морган понял, что надо действовать, пока Фейт не передумала.
— Давай уйдем сейчас, — сказал он и повлек ее за собой в дубовую рощу. Там, в расщелине старого дуба, поврежденного молнией, у него были спрятаны самодельный лук и стрелы.
— А что же мы будем есть? — вдруг сказала она. Морган усмехнулся.
— Не беспокойся. Я поймаю кролика в силки, и мы поджарим его на костре. Я часто делаю так — что голодным-то ходить! — признался он.
Они углубились в лесную чащу. Фейт в ужасе жалась к руке Моргана: лес казался ей темным и зловещим. Но время шло, глаза привыкали к сумраку, а вокруг царила успокоительная тишина. Морган поймал кролика, как и обещал, и у них слюнки потекли при виде душистого темного мяса. Набрав папоротника, они сложили его под широкими ветвями ели. Морган развел костер и привлек Фейт к себе. Он долго ласкал ее, пока тело ее не расслабилось и она не начала отзываться на его ласки. Никогда они не были так близки к райской жизни.
Леди Элисон понимала, что норманны убьют Эдварда, если обнаружат его в замке, поэтому она решила перевести юношу в какую-нибудь крестьянскую хижину. Зашив длинный рукав крестьянской рубахи у обрубка руки — так не будет заметно, что рана свежая, — леди Элисон озабоченно спросила:
— Эдвард, у тебя хватит сил подняться?
Лицо его исказилось.
— Кажется, лихорадка прошла, миледи. Я не хочу, чтобы вы или ваши крестьяне подвергали себя опасности из-за меня. Я вернусь домой в Окстед и отдамся на волю судьбы.
— Эдвард, мы и так все в опасности. И обитатели Окстеда в том числе. Прости, что тебе придется жить в крестьянской семье, но я полагаю, это самое безопасное место.
— Если вы хотите, чтобы я остался в Годстоуне, я останусь, но, прошу вас, не нужно извиняться, леди Элисон. Я не вижу ничего ужасного в том, что буду жить с крестьянами.
Ее брови приподнялись в легком удивлении.
— О Эдвард, но их жизнь очень сильно отличается от той, к которой ты привык. В хижинах крестьян всего одно помещение, они там и стряпают, и едят, и спят. Уединиться там невозможно. Очаг у них открытый, обстановка убогая, нет даже окон — свет проникает через дверь.
— Этого вполне достаточно, — сказал он успокаивающе.
Леди Элисон провела Эдварда мимо длинного ряда построек туда, где жили Эдгар и Мей.
— Мей, я хочу, чтобы лорд Эдвард пожил в твоей хижине некоторое время. Я буду приходить каждый день — перевязывать ему рану. Я прослежу, если это будет в моей власти, чтобы тебе выдавали побольше продуктов, и твои дети не будут голодать. Я хочу, чтобы норманны приняли его за пастуха. Если они узнают, что лорд Эдвард воин, — его убьют. Постарайся относиться к нему не как к господину, прошу тебя. Иначе ты сразу привлечешь к Эдварду внимание. Обращайся с ним так, словно он твой сын. Я понимаю, что слишком обременяю тебя, но у меня нет другого выхода.
Мей преклонила колено.
— Я сделаю для молодого лорда все что смогу, миледи.
— Да благословит тебя Бог за твою доброту, — сказала Элисон.
Пока Эдвард знакомился с Эдгаром и благодарил его за гостеприимство, Эдвина сидела, как заговоренная. Прямо чудо! Вот он — прекрасный рыцарь, бог, спасший ее брата от верной гибели. Он останется здесь, у них в хижине. Она столько мечтала о нем, и вот ее мечты сбылись! Сердце ее заколотилось так быстро и, как ей показалось, так громко, что она испугалась, как бы это не услышали все. Тогда они все поймут! Она покраснела — впервые в жизни.
Эдгарсон тоже узнал Эдварда и решил, что после того случая на крыше он имеет право обращаться, с молодым лордом по-свойски.
— Дай посмотреть, — сказал он, вылупив глаза, и указал на руку, затаив дыхание от страха и любопытства.
— Простите его, милорд! — в ужасе воскликнула Мей.
Эдгар шлепнул сына тыльной стороной руки.
— Ничего, все в порядке, — ответил Эдвард. — Всем нужно привыкнуть к этому и мне в том числе.
— Прошу вас, садитесь к огню, — сказала Мей, придвигая ему грубый табурет. — Я подам поесть. Эдвина, сделай все, что понадобится его милости.
Девушка, вырванная из своего зачарованного состояния, робко вышла вперед и стала перед ним на колени.
— Пожалуйста, не надо этого, — попросил он, поднимая ее.
— Милорд, — прошептала Эдвина, — а что вам надобно?
Эдвард отчаянно попытался придумать ей какое-нибудь дело. Возможно, тогда она почувствует себя увереннее.
— Воды, — попросил он, — ты можешь принести мне воды — умыться перед едой?
Эдвина уставилась на него так, словно он попросил принести ему луну. Потом принесла чашку с водой. Только тут до Эдварда дошло, что эти люди не моются. Он мог бы догадаться об этом раньше по их темной коже, неопрятному виду, не говоря уже о запахе, стоящем в хижине.
Мей подала каждому деревянную миску с вкусно пахнущим супом. К нему — хлеб грубой выпечки из ячменной муки. Эдвард понял, что стола здесь нет. Они ели, сидя на табуретах, придвинутых к огню. Эдгарсон сразу забыл обо всем и набросился на суп. А Эдвина нашла более возвышенную пищу — пищу для души: она с жадным вниманием смотрела, как ест Эдвард. Спать легли рано, как только огонь догорел, потому что никакого освещения в хижине не было. Мей положила на пол подстилки из камыша. Они с мужем укрылись одной овечьей шкурой, а вторую отдали Эдварду. Часы шли, а Эдвард лежал без сна, размышляя, что принесет ему утро, да он и боялся спать, так как теперь ему снились только страшные сны. Эдвина уснула сразу же, и сны ее были полны той волнующей радости, о которой она раньше и представления не имела.
Глава 6
Ги де Монтгомери ехал верхом впереди своего отряда. То, что он видел вокруг, ему нравилось. По мере того как они продвигались к Лондону, деревни и вся местность вообще становились богаче и привлекательнее. Когда Ги вступил на земли Годстоуна, он понял, что выберет себе эти места. Ему показалось, будто он вернулся домой. Ги не жалел ни о чем, что оставил в Нормандии, и меньше всего он печалился о своей злобной супруге. Несколько лет назад в схватке с врагом погиб один землевладелец, которого Ги попросил о помощи. У него осталась юная дочь. Молодой рыцарь почувствовал себя ответственным за девушку и женился на ней. Скоро супруги поняли, что не подходят друг другу. Она оказалась алчной брюзгой. Ее совершенно не удовлетворяли те средства к жизни, которыми располагал Ги, и до смерти раздражали его братья. У нее были грубые черты лица и еще более грубый язык. Когда Ги стал уходить в дальние военные походы и подолгу отсутствовать дома, это устроило и ее, и его. «И даже с нашими маленькими дочками она обращается, как злобная тварь!» — гневно подумал Ги.
Леди Элисон выслала разведчиков, чтобы те следили за приближением нормандских отрядов. Получив от них сообщение, что войско на подходе, она собрала во дворе всю женскую челядь, расставила по всем углам стражников с белыми флагами, а сама стала у дверей вместе с Лили, поджидая
