официант. Снова с улыбкой обвился вокруг Ваниного плеча:
— Это Ваш приз. Вы его заслужили!
— За что приз? — удивился Ваня.
— Ну как же. Вы же принесли факультету десять баллов! Вы хорошо поработали на уроке алхимии. Это вино поможет Вам закрепить успехи на этом поприще. Ах, это вино ужасно дорого стоит. Знаете, его вкус помогает полюбить богатство,… Ваня невольно поморщился, вспомнив урок алхимии и высохшую шею профессора Коша. Вот уж кто, наверное, знает толк в дорогих винах…
— Если понадоблюсь, свистните и трижды сплюньте, я и появлюсь! — пошутил официант, потом подмигнул обоими глазами по очереди — и, крутанувшись, убежал. Серое полотенце, заткнутое за пояс, взметнулось, как хвостик, за спиной.
— Твоё здоровье, — кивнул Ваня, наливая в Петрушин стакан. — Вообще странно, что они начислили мне десять баллов. Я же продал их этой арабской девочке за тридцать пять тысяч фунтов…
Тихогромыч чуть нахмурился.
— Может, не будем? — неуверенно спросил он.
— Ты прав, — Царицын вздохнул и отставил початую бутылку подальше. Усмехнулся:
— Телегин не велел спиртного пить, помнишь? Значит, нельзя.
— Пойду-ка блинчиков поищу, — схватив блещущий поднос с жутковатой гравировкой, Тихогромыч увесисто побежал на раздачу.
— Минутку, минутку! — желтоволосая старуха в окошке запретительно растопырила пальцы.
— Вам, молодые люди, блинчики не положены. Вы же не моргнетильцы? Вот и кушайте оленя. Или свинину на рёбрышках.
— Мне бы… только один блинчик, — попросил Петруша. — Пожалуйста!
— Можно узнать, сколько у Вас баллов?
— А я откудова знаю? — удивился Петруша.
— Прислонитесь грудью. Вот так, бляхой к сенсору. Угу. Ой, что я вижу! Нет, я не могу дать вам даже свинину на рёбрышках. Только вот, если хотите, немного сала. Или, на выбор — хомячьи щёчки под маринадом. Есть также печёные яйца крокодила и салат из дуриана. Ничего сверх того вам не положено.
— А почему-у? — расстроился Тихий Гром. Он не шибко любил хомячье сало, не говоря уже о яйцах дуриана…
— Вы сегодня потеряли целых десять баллов. Поэтому — категорически не положено! Проходите, не задерживайте других.
— Почему с пустой тарелкой? — Царицын чуть не поперхнулся от удивления. Непривычно было созерцать в руках Петруши блюдо с кучкой зелени и двумя оливками.
— Да ну их, — улыбнулся Петя, оптимистично жуя горбушку. — Почему-то не дали. Говорят, баллы какие-то я потерял.
— Мальчики, можно к вам?! — прозвенело за спиной, и Надинька Еропкина восторженным птенчиком прыгнула на стул рядом с Ваней. — А я уже поланчевала!
— Что ты сделала? — кадеты недоуменно переглянулись.
— Покончила с ланчем! — девочка звонко расхохоталась. — По-русски говоря, пообедала.
— Нет. Что ты сделала с волосами?
— Это не я, это фрау Нельке. Она сделала мне чудную причёсочку.
И девочка покрутила головой, чтобы мальчиком было видно, как забавно болтаются завитые локонки, обрезанные чуть повыше плеч.
— Теперь я во всём стараюсь быть похожей на Дюймовочку, — вздохнула Надинька. Она заметила, что мальчики не в восторге от её «взрослого» каре. — Мне подобрали такой имидж на уроке очарования.
— Жаль, — вполголоса пробормотал Петруша. — Одной ненакрашенной девочкой стало меньше.
Надинька не расслышала, она уже щебетала о своём:
— Чудесный цветник, просто чудесный! Сразу за корпусом Анатомии Франкенштейнов. А ещё, Вы не поверите: там есть скала над морем — сплошь калина растёт, как у нас в России!
— Кто растёт? — прислушался Ванечка.
— Калина, представьте себе! Там, когда сидишь на камне, даже замка не видно, только небо, обрыв и везде калина, безумно много. А в цветниках нигде больше калины нет, даже искать бесполезно. Только вот там, на скале. Рядом с башней Алчного зрака…
Кадеты переглянулись. Во взглядах синхронно прочиталось: «Девчонка! Что с неё взять!». Оба вздохнули и снова набросились на кушанье.
— А знаете, я что узнала! Такой ужас! Все только об этом и говорят. Оказывается, кто потеряет много баллов, того из замка переводят на исправительный полигон, вот!
— Ку-уда?! — напряглись кадеты.
— На полигон, исправительный! Вот! У кого наберётся пятьдесят минусовых баллов, того из замка увозят на перевоспитание.
— Гм. — Ваня обернулся, глядя на Петрушу исподлобья. — Что ты там говорил про баллы?
— Ну, что теперь вспоминать… Помнишь, за ножнички оштрафовали, — потупился Петруша.
— Значит, у тебя уже минус десять, — задумчиво процедил Царицын. — Давай, брат, срочно набирай ещё минус сорок. Нам нужен разведчик на исправительном полигоне, вот ты туда и отправишься! Шутка, хе-хе.
— У меня сегодня тоже чуть не забрали пять баллов! — пожаловалась Надинька. — Нашей очаровашке, в смысле, профессору очарования, не понравился мой ответ на уроке. Я, правда, так и не поняла, отчего она разозлилась. Но, к счастью, меня простили, потому что я русская. Считается, что русским сложнее учиться в замке, потому что у всех русских какая-то наследственная болезнь.
— У меня, наверное, ещё десять баллов отберут, — буркнул Петруша и надул губы.
— Это почему ещё? — Ваня замер от недоброго предчувствия.
— А потому что я второй урок прогулял.
— Как прогулял?! — хором воскликнули Ваня и Надинька.
— Случайно. Пошёл, понимаешь, искать класс и заблудился.
Надинька в ужасе закрыла руками половину личика, остались только вытаращенные глаза. Ваня в изнеможении откинулся на спинку стула.
— И правда, тебя ведь не было на втором уроке!.. Но я думал, ты попал в другой поток, к профессору Шмеллеру!
— Виноват, — вздохнул Петруша и вдруг добавил: — Зато я видел, как профессор Колфер Фост проходит сквозь стены.
— Кончай фантазировать, — щурясь, предложил Ваня.
— Слово каде…
— Цыц!
— Я не фантазирую! — Петруша посмотрел прямо в глаза Царицыну. — Я пошёл за профессором Колфером Фостом, и…
— И что? Ты тоже прошёл сквозь стену? — подначил Ванечка.
— Так точно, — шёпотом сказал Тихогромов.
И ребята узнали, как Тихий Гром заблудился.
Всё началось, как обычно, с глупой мелочи. Шнурок на ботинке. Эта дрянь развязалась ужасно не вовремя, когда Петруша топал наверх по лестнице. Петруша наклонился, чтобы усмирить проклятый шнурок, а тут — поди ж ты! Ну прямо одно к одному. Отстегнулась от груди бляха с гербом факультета — и давай падать вниз, в дырку между лестничными пролётами. Летит себе и только знай позвякивает, постукивает о края лестничных маршей.
Далеко вниз улетела, этажей на восемь.
Пришлось Петруше поспешно броситься вниз по лестницам, чтобы успеть отыскать проклятую бляху до конца перемены. Бежал Петруша, прямо скажем, довольно сильно очертя голову, поэтому и не заметил, видать, как публичная зона закончилась тремя этажами ниже — и началась зона, закрытая для публики. Просто иногда Петруша не по ступенькам сбегал, а для скорости перемахивал через перила — вниз, на
