водопроводы и отхожие места, при виде лучших лекарей Востока, которые на деньги, выделяемые из государственной казны, приходят сюда дважды в неделю, наблюдают за состоянием больных и предписывают им необходимое лечение, и их помощников, которые приготовляют лекарства и пищу, любой брат-госпитальер, будучи преисполнен стыда, немедленно, не сходя с места, сделал бы сам себе обрезание и обратился в ислам. В Багдаде, как рассказал мне за ужином мой старый друг устадар Маджид ад-Дин, одиннадцать больших городских мечетей, а малых, говорят, несколько сотен! Здесь в аш-Шаркии находятся около тридцати медресе, которые составляют особую силу города и являются особым предметом гордости халифата. Богословы, законоведы, астрономы, математики, лекари и поэты приезжают сюда учиться со всех концов мусульманского мира, а знания, которые хранят здешние библиотеки, во много раз превосходят то, чем обладает христианство! Я сам почерпнул из местных книг множество секретов строительного ремесла. Но особо устадар гордится багдадскими банями. Их здесь около двух тысяч.
– И мы, крестоносцы, пришли на Восток, чтобы сокрушить этот мир? – произнес де Мерлан, обращаясь в первую очередь к Сен-Жермену. – Посмотрите, перед нами – главный город мусульман, а христиане здесь живут без притеснения. Можно ли представить себе мечеть где-нибудь в Париже, на острове Ситэ?
– Я знаю мир ислама намного лучше, чем подавляющее большинство христиан, – ответил рыцарю приор. – Я отлично понимаю, что этот мир имеет множественные превосходства над нами, и искренне желаю этому миру здравствовать. Но если передо мной поставят выбор – кому из двоих жить, а кому уцелеть, то я без колебаний остановлю свой выбор на христианстве. По той простой причине, что все мои предки христиане, сам я родился в христианской стране, и мой народ, будучи покорен мусульманами, окажется в рабстве. А именно сейчас, сир Робер, перед нами такой выбор и стоит. Государство монголов не может оставаться под властью шаманов – империя должна иметь религию с единым богом. Если сыновья Чингисхана не приведут покоренные ими народы к христианству, то вскоре один из его внуков или правнуков примет ислам, и Восток больше никогда не будет христианским. Поэтому я сделаю все, чтобы в точности выполнить данное папой поручение.
– Послушайте, мессир, – обратился к приору брат Серпен, – а не кажется ли вам, что монголы окажутся христианами не лучшими, чем куманы, крещенные в Болгарском царстве? Они точно так же, как и этот принц Толуй, истово отбивают поклоны, а потом, без колебаний, делают чаши из вражеских черепов. Не нам ли с вами на переговорах в Адрианополе царь Калоян хвалился кубками, изготовленными из отрубленных голов императора Балдуина Константинопольского и короля Фессалоник Бонифасио де Монферрата?
– А что ты предлагаешь, брат-рыцарь? – задал встречный вопрос Сен- Жермен. – Отдать Святую Землю на откуп императору Фридриху и каирскому султану?
– Мне кажется, мессир, – вмешался в беседу как всегда бесцеремонный Робер, – если монголы сокрушат аль-Камила, то лет через десять папа и император будут вспоминать о своих разногласиях, как о самом спокойном времени в жизни, а монголы, не остановившись на достигнутом, словно гунны Аттилы, вторгнутся в Европу… Не лучше ли, чтобы войну за освобождение Святого Града все-таки начал Фридрих, а не папа в союзе с этими кочевниками, которым что окреститься, что обрезаться – раз плюнуть?
– Я тоже хочу сказать, – не удержался в стороне от разговора и мастер Григ, – что Фридрих показался мне достаточно просвещенным и рациональным человеком, по сравнению с которым папа и иерусалимский патриарх, да простит меня Господь, кажутся не дальновидными пастырями христианских народов, а просто полуграмотными фанатиками.
– И именно папа с его фанатизмом одержит верх над просвещенным Фридрихом, – чуть помолчав, ответил сразу всем троим Сен-Жермен. – С тех пор как существует мир, мракобесы всегда побеждают людей мыслящих, потому знание взывает к разуму, а суеверие – к чувствам. Людям в большинстве своем не нужны сложные пояснения – им требуются ясные слова и символы, а просвещенный разум, осознавая сложность мироздания, никогда не дает простых ответов. «Есть ли жизнь после смерти?» – спрашивает человек. «Не знаю, – отвечает знание, – оттуда никто еще не возвращался». «Есть!» – отвечает вера. Пророки общаются с потусторонним миром и приносят оттуда писания, а Иисус Христос своим воскресением доказал бессмертие души. «Как достичь счастья?» – спрашивает человек. «Не знаю, – снова отвечает знание. – Счастье – это расстояние между тем, что человек есть, и тем, чем он желает быть. Добивайся поставленных в жизни целей либо сделай свои цели достижимыми – и ты будешь счастлив». Суеверие же отвечает просто – делай то, что тебе проповедует твой пророк, устами которого вещает сам Господь, и будешь счастлив, если не на этом, так на том свете. Вот поэтому мы будем поддерживать не Фридриха, который не понимает, что, желая договориться с исламом, пытается примирить непримиримое, а папу Григория, который фанатично стремится к тому, чтобы весь мир стал христианским, а все монархи мира были вассалами Святого престола. И пусть трижды прав германский император, но мы призовем на его защиту монголов, потому что любой другой путь отбросит христианство на сотни лет назад!
Участники спора надолго задумались и не нашли никаких доводов, способных опровергнуть слова приора.
– Я со своей стороны, – добавил к словам приора мастер Григ, – сделаю все, чтобы исполнить волю Чингисхана, к которому преисполнен самого глубокого уважения.
– А каков он был, Чингисхан? – Жак задал киликийцу вопрос, который давным-давно вертелся у него на языке.
– Я видел его всего дважды, – нахмурился мастер Григ, – это великий воин и выдающийся правитель. Несмотря на то что его власти и богатству мог позавидовать любой монарх, он жил скромно, как простой воин. Он был неграмотен и не владел чужими наречиями, но ум его и в зрелые годы оставался светел и чист. Он умел сразу увидеть суть любого предмета и дела, и главное – окружил себя выдающимися людьми. Возвышая человека, он не интересовался ни его происхождением, ни вероисповеданием. И даже личная преданность его волновала гораздо меньше, чем умение хорошо исполнять порученное дело. Предпочитая разумных подданных преданным дуракам, он, как показывает обширность его владений, оказался прав. Ведь умные и умелые люди, которые могут принимать решения и отвечать за свои поступки, будучи облечены властью, служат намного преданнее, чем бездарные и беспомощные придворные лизоблюды, которыми наполнены ныне дворцы правителей как Запада, так и Востока…
Отряд пересек центр Багдада и приближался к окраинам, где находилось нужное им подворье.
– Уйгуры, – пояснил мастер Григ, – народ кочевников и торговцев. Подобно иудеям, они уже давно не имеют своего государства, но, распространившись по всему Востоку, живут обособленными группами. Среди них много образованных людей, они отличаются храбростью и одновременно предприимчивостью. Чингисхан, покорив Китай, возвысил этот народ и дал ему право торговать на всех принадлежащих ему землях. Множество уйгуров вошло в его государственный совет. Купцы-мусульмане, которым теперь перекрыта дорога в Китай, дай им волю, вырезали бы их всех до единого. Но каждый уйгурский караван имеет пропуск с печатью самого великого хана, и халиф строго- настрого предупрежден, что если хоть один волос упадет с головы подданного Монгольской империи, то мстить обидчикам прискачет не меньше двух туменов. А халифу сейчас ссориться с монголами не с руки…
Внешне уйгурский постоялый двор ничем не отличался от бесконечных подворий шиитов, суннитов и христиан, живущих у стен аш-Шаркии. Узкий переулок, петляющий между глухими каменными стенами, завершался прочными деревянными воротами, которые укрывали обитателей от внешнего мира.
Посланников здесь ждали – не успел отряд подъехать к воротам, как тяжелые створки разошлись в стороны, запуская их во двор. Внутри буйствовала зелень и драгоценными изумрудами сверкали небольшие искусственные водоемы, так что это место напоминало скорее не торговый караван-сарай, а дворец какого-то вельможи.
Рабы с железными ошейниками, на которых были выбиты имена их хозяев, подскочили к братьям и, придерживая стремена, помогли им сойти с коней.
