всю вложенную в него силу, проскочил за спину и, не давая Жаку ни секунды покоя, стал вертеться вокруг, отвлекая рыцаря ложными выпадами в ожидании, когда франк подставит под удар какую-нибудь незащищенную часть тела. Если бы не умение замедлять свое время в бою, Жак вряд ли вышел бы из этого поединка победителем. Однако боевое искусство братьев-рыцарей Святого Гроба оказалось выше многолетней выучки и боевого опыта сарацина. Жак привычными упражнениями быстро вогнал себя в транс. Противник прямо на глазах превратился из быстрого, как молния, атакующего шершня в осу, что застряла в банке свежего кленового сиропа и, пытаясь выбраться на свободу, еле перебирает лапками в вязкой густой жиже.
Чтобы не тратить времени и сил, Жак, отклонившись от меча, привстал на стременах и, аккуратно подцепив острием пластину доспеха, вогнал лезвие прямо в сердце сарацина. Через рукоятку он ощутил, как жизнь покидает судорожно сотрясающееся тело.
Жак выдернул меч, снова уклонился от вражеского клинка, уже выпадающего из ослабевшей руки, и почувствовал, что силы, необходимые для ускорения времени, у него почти на исходе.
Возвращаясь в мир привычных звуков и движений, Жак придержал коня, чтобы получше оглядеться вокруг. Над ущельем, отражаясь резким коротким эхом от скал, метался сабельный звон. Как и предполагали предводители отряда посланников, чуда не произошло. Три десятка рыцарей, пусть даже самых лучших в Заморье, даже при самом удачном исходе, не могли перебить шесть сотен подготовленных арабов. Сарацины понесли большие потери, но, тем не менее, справились с паникой, смогли выстоять и начали оказывать франкам организованный отпор. И, самое неприятное, ситуацию быстро взял под контроль мусульманский командир.
На небольшом возвышении в стороне от стычки Жак заметил одинокого всадника, который, судя по всему, и возглавлял посланный против них султанский полк. Старый, убеленный сединами араб решительными движениями и командами быстро наводил порядок и проводил перегруппировку. Хаос на поле боя уменьшался прямо на глазах.
Жак обернулся к засаде, где скрывались арбалетчики в надежде, что он сможет привлечь их внимание и указать цель, по которой нужно было вести стрельбу. Однако они слишком удалились от укрытия.
Тем временем энергичные действия командира начали приносить свои плоды. Беспорядочно мечущиеся всадники опомнились, перестали паниковать, сформировали некоторое подобие боевого порядка и начали быстро, но организованно откатываться назад. Несколько рыцарей, среди которых Жак различил Недобитого Скальда и Робера, разметав прикрытие, словно это были не опытные воины, а соломенные чучела на учебном плацу, бросились было в погоню, но их остановил громовой голос приора:
– Все назад!
Увлеченные боем братья стали осаживать коней, возвращаясь назад, под знамя. В этот самый момент до Жака донесся громовой клич «Угррахх!!!» – это, по команде Сен-Жермена, в бой вступили монголы. Они вынеслись из-за скал и, стреляя на полном скаку из луков, черной толпой налетели на отступающих сарацин. Мусульманскому командиру ничего не оставалось делать, как остановить ретираду и встретить врага лицом к лицу.
Жак возвратился под знамя и занял место в строю. Как обычно бывает после таранной атаки, копья уцелели едва у половины рыцарей.
К Сен-Жермену подлетел на взмыленном Ветре Робер.
– Чормаган отдает команду к отходу, – тяжело дыша, выпалил арденнский рыцарь, – он начал терять людей.
– Все верно, – кивнул приор. – Мы так и сговорились, не ввязываться в затяжные стычки. Налетели, ударили и немедленно назад.
Монголы и франки, оставив врага считать убитых и перевязывать раненых, вернулись за осыпь.
– Арбалетчики, держать позиции! – распоряжался приор. – Первому эскадрону – спешиться, отвести коней в нишу и передохнуть, второму – заменить копья в обозе и стать в засаду.
Возвращаясь под защиту скал, Робер и Чормаган скакали бок о бок, что-то горячо обсуждая на ходу. Жак скакал немного позади. После горячки боя он ощущал страшную усталость и единственное чего сейчас желал, так это осушить кувшин терпкого бургундского вина, которое так хорошо утоляло жажду после весенней подрезки лозы в Монтелье. Братья-рыцари соскочили с коней, передав их на попечение оруженосцев. Не успели друзья перевести дух, как к ним спустился один из оруженосцев Сен- Жермена, приглашая подняться на наблюдательную площадку.
Сен-Жермен, Недобитый Скальд и де Барн вернулись обратно немного раньше, остальных. Они стояли у сложенного из камней ограждения, вглядываясь в дальние камни, за которыми укрывались отступившие враги. С появлением Жака и Робера, Сен-Жермен открыл небольшой совет:
– Первый бой мы, похоже, выиграли. Кто может сказать, братья, какие потери у врага и какие – у нас?
– Убитых врагов посчитать непросто, мессир, – пророкотал Недобитый Скальд, недовольно оглядывая зубцы окровавленной булавы и брезгливо отдирая с нее куски расколотого черепа с прилипшими волосами. – Да, честно говоря, и не до того было. Однако по всему выходит, что мы положили десятков семь, не меньше.
– Я успел переговорить с Чормаганом, – добавил Робер. – Наши потери – два рыцаря и пятеро монголов.
– Получается примерно один к десяти, – ухмыльнулся гигант. – Неплохо. А что, если после небольшой передышки попробовать атаковать их еще раз, пока они окончательно не пришли в себя?
Сен-Жермен отрицательно покачал головой:
– Ничего не выйдет. В первый раз мы ударили неожиданно, отсюда и такой сокрушительный успех. А в открытом бою на равных потери будут намного больше. Поэтому теперь мы должны стать в глухую оборону и уповать на то, чтобы патриарх послал нам на выручку сильный отряд из преданных ему крестоносцев.
– В окрестностях Иерусалима сейчас находятся только рыцари-монахи, – стараясь не глядеть на булаву Недобитого Скальда, произнес Жак. – Вы думаете, что это будут тамплиеры, мессир?
– Скорее всего, именно они, – кивнул приор. – Судя по тому, что поведал де Барн, госпитальеры заняты укреплением своей резиденции в Иерусалиме, а тамплиеры, разъяренные тем, что договор с султаном никак не учитывает их интересы, спят и видят, как бы досадить императору. Но если они по каким-то причинам задержатся…
– Считаете, что мы не выстоим, мессир? – вскинулся де Барн, услышав свое имя. – Я рыцарь, мессир, и не мне страшиться умереть в бою. Однако хотелось бы знать, к чему готовиться – к жизни или смерти?
– Вот-вот, – кивнул Недобитый Скальд, похлопывая приведенной в порядок булавой по своей необъятной ладони. – Одно дело сражаться, ожидая подмоги, совсем другое – продать свою жизнь подороже. Разный, знаете ли, боевой настрой…
– Скорее всего, второе, сир рыцарь, – грустно улыбнулся приор, – разве что сарацины окажутся столь неосмотрительны, что будут постоянно пытаться атаковать нас в лоб и положат половину бойцов под арбалетами…
– Видел я их командира, тот ошибок не допустит, – ухмыльнулся арденнский рыцарь. – Глядя на него, надеяться на подобную глупость, мессир, – все равно что просить у Господа Бога, чтобы он открыл хляби небесные и смыл неверных новым всемирным потопом.
– Не богохульствуй, де Мерлан, мы тут не на пир собрались, – неодобрительно поморщится Сен-Жермен. – Голову даю на отсечение, что вскоре сарацины
