— Давайте обойдемся без пошлостей. У него — дефицит свободного времени, мне нужно было задать ему несколько вопросов, поэтому пришлось разговаривать в самолете. Что тут предосудительного?
Теллер удрученно махнул рукой:
— Не обращайте на меня внимания. Я сегодня немного расстроен: утром возил Бьюти к ветеринару.
— А, вашу собаку?
— Нет, кота. Нужно было выписать ему пилюли.
— Понятно, — и водрузив очки на переносицу, она продолжила изучать меню.
Теллер выбрал одно из фирменных блюд ресторана — утку на вертеле.
— Осторожней с красной капустой, — предупредила его Сюзанна, — по-моему, они добавляют в нее дрожжи для брожения — так мне прошлый раз показалось. — Себе она заказала «жекели гуляш» — жаркое из свинины в сметане с квашеной капустой, обильно сдобренное красным венгерским перцем.
— Теперь, мисс Пиншер, расскажите мне, чем вы занимались всю остальную неделю. Удалось поговорить с кем-либо из других судей?
— Нет, не удалось, ни с кем, кроме Чайлдса. Он, кстати говоря, считает, что убийца Кларенса Сазерленда — женщина, которую тот бесконечными похождениями толкнул на убийство из мести.
— Вы знаете, из бесед с рядом сотрудников Верховного суда у меня создалось то же впечатление.
Она откинулась на спинку кресла.
— А в действительности как вы это себе представляете: женщина проникает запросто, без помех, в Актовый зал Верховного суда и убивает старшего клерка, так что ли?
— Как известно, женщины способны на все, мисс Пиншер. О присутствующих, естественно, не говорят. Можно мне называть вас Сюзанна?
— Сделайте одолжение. Можете даже Кэнди, если вам так больше нравится.
— Как писал один местный поэт: «Кэнди очень хороша, только просит джин душа».
— Очень верное жизненное наблюдение. Послушайте, лейтенант, не в моих привычках отравлять чудесно начатый вечер, но человек отправился на тот свет, причем отнюдь не по собственной воле. Поэтому не пора ли нам вернуться к нашим делам?
Он обреченно кивнул, согласившись с приговором, но выпросив отсрочку исполнения, пока он не доест яблочный штрудель и не допьет кофе, который подали в стаканах, помещенных в серебряные филигранные подстаканники.
— Вот теперь я готов, — сказал он с довольным видом, похлопывая себя по животу. — Так, на ваш взгляд, прав Чайлдс относительно злоумышленницы, как любит выражаться мой начальник, или не прав? Вам тоже кажется, что Сазерленда прикончила одна из его дам?
— Вполне резонный вывод, с моей точки зрения.
— А личное отношение Чайлдса к Сазерленду?
— Скверное. Он сильно недолюбливал убитого, считая его одним из поколения «мягкотелых», по его собственному выражению.
— Оно и понятно: Чайлдсу такие ребята очень не по душе. Я ознакомился на неделе кое с какими материалами о нем: военный до мозга костей — упрямый, прямолинейный, не приемлющий перемен. Кстати, вам известно, что он вырос в крайней бедности? А я вот полагал всю жизнь, что Чайлдс и другие, кто добивается высокого положения в обществе, от рождения имеют все что нужно, чтобы выйти в люди.
— Ему можно верить. Он классический образец сверхуспешной биографии по-американски.
— Что есть, то есть. Мне попала в руки на днях серия очерков о нем в «Лайфе» — тех, знаменитых, Дэна Брейжера. Здорово написано!
Она согласно кивнула.
— Я эти очерки тоже прочла, готовясь к беседе с Чайлдсом. Между прочим, его отношения с Брейжером — целая повесть сама по себе, причем захватывающе интересная, — напомнила Сюзанна Теллеру прогремевшую по всей Америке историю фронтовой дружбы летчика и журналиста.
Командированный на корейский фронт агентством «Юнайтед пресс интернэшнл» Брейжер, как и Чайлдс, угодил в плен к северокорейцам в ходе одной из многочисленных стычек на передовой. Его отправили по этапу в глубь страны, где он оказался в одном с Чайлдсом лагере для военнопленных. За полгода заключения Чайлдс подготовил и осуществил побег группы из пяти человек, одним из которых стал Брейжер. Совместные скитания до выхода к своим сдружили их накрепко, они стали неразлучны, как бывает только на войне. По возвращении из плена Брейжер получил практически исключительное право качать рассказы от первого лица у героя номер один корейской войны. Напечатанная в «Лайфе» серия очерков, собственно, и представляла собой одну из форм вознаграждения за тесную дружбу с Чайлдсом.
Плен, однако, не прошел для Брейжера даром: после войны его свалила тяжелая болезнь — прямое следствие пребывания в лагере. Ему ампутировали ногу, через год пришлось отнять и вторую, в результате чего он был вынужден оставить журналистику и теперь, согласно имеющейся у Сюзанны информации, коротал свои дни в безвестности где-то в Сан-Франциско.
— Я слышал, Чайлдс помогает ему материально? — спросил Теллер.
— Сейчас не знаю, а раньше помогал. — Долгие годы Морган Чайлдс ежемесячно высылал чек Дэну Брейжеру, но анонимно, щадя его самолюбие. Об этом стало известно прессе, пошли многочисленные статьи о верности и благородстве Чайлдса, которые еще выше подняли его репутацию героя, добавив к его портрету такие качества, как щедрость, скромность и бескорыстие.
— Традиционную рюмку после ужина? — предложил Теллер.
— Спасибо, но вынуждена отказаться. Мне действительно надо поскорее домой. Я хотела на субботу и воскресенье забрать детей к себе, мы давно условились с ними, но из-за сегодняшней встречи с судьей Чайлдсом все мои планы пошли кувырком. Так что еще раз спасибо, но мне пора — завтра с утра чуть свет придется выехать к детям.
— Я своих тоже вижу по большим праздникам. У меня две дочери, обе в колледжах. Время от времени ко мне наведываются, но в основном предпочитают на каникулах жить с матерью в Париже.
У нее от удивления расширились глаза:
— Во Франции?
— Да нет, в Париже, штат Кентукки. Ее новый муж оттуда родом. Славный малый, очень порядочный, взял на себя всю заботу о ней и детях, чем, к слову сказать, избавил меня от уплаты алиментов… Мне, между прочим, до сих пор неведомо, как вы любите проводить свой досуг, чем интересуетесь в свободное время. Я это к тому, что есть два билета в Мемориальный центр Кеннеди на следующую субботу, там дают «Се-Па».
— Что такое «Се-Па»?
— Так любители величают для краткости две одноактные оперы: «Сельская честь» и «Паяцы». Их обычно исполняют вместе, в одном спектакле, поэтому среди посвященных они известны как «Се-Па». Так вы не возражаете против посещения оперы?
— Я вижу, вы большой любитель.
— Почти профессионал. Если бы вы слышали, какой у меня тенор прорезывается в душе!
— Можно мне ответить на этой неделе? Я вам позвоню.
— Буду рад.
Ее машина стояла совсем рядом с рестораном. Теллер проводил Сюзанну, помог открыть дверцу.
— Спасибо за ужин, — сказала она, усаживаясь за руль, — по-моему, он вполне удался. Мне только неловко, что заставила вас платить, ведь выбирала-то ресторан я сама.
— И выбрали безошибочно. Кроме того, общение с вами того стоило. Мне ужасно нравится с вами беседовать.
— Благодарю за комплимент. Знаете, я в опере полный профан. Но очень хочется посмотреть… как, я забыла, называется спектакль?
— «Се-Па». Замечательно, что решились. Тогда на неделе созвонимся.
Теллер стоял и смотрел вслед ее автомобилю. Потом сел в свой и поехал по М-стрит, на Северо-Запад, в Джорджтаун. Машину он припарковал в нарушение всех правил, презрев угрозу нового начальника
