преступивших его, Иван не уважал. И понимал, что гордость гордостью, а ударь в глаза какая-нибудь дурацкая лампочка под самым куполом – и прощай, поворот… Но было и другое – номер шел слишком удачно, нужен был удар по нервам, чтобы удача из привычки опять стала победой. Нужен был рывок…
Красное облако зависло, колеблясь, над головой. И сквозь него под самым куполом обозначилась женская фигура в длинных складках царственной мантии, с силуэтом младенца, в ниспадающих, безупречно круглых завитках прозрачно-золотых волос. Сквозь фигуру на Ивана шел сверху свет… точнее, шел сквозь ее несуществующее, будто вырезанное из картины или витража ножницами, лицо…
Облако метнулось вбок, фигура обозначилась яснее. Шевельнулись складки – как будто она незримыми в рукавах мантии ладонями и еле заметным жестом опять собрала облако вместе. Ивану почудилось, что там оно и останется. Он испугался – что же тогда делать без мячей посреди манежа? Но блики на складках уже опять были дежурными лампочками под куполом… но мячи уже возвращались в цепкие руки…
– Ни фига себе! – весело прошептал кто-то из униформы.
Зрители, дождавшись конца комбинации, зааплодировали. Да хоть он волчком завертись – аплодисменты были бы все теми же. Впрочем, победа оставалась победой. И куда более яркой, чем ночной рисунок Майи. Принцессы, замки – это ремесло… Не изобразила же она вторую Мадонну! Жаль только, что и эту победу придется праздновать в одиночестве. Как привык…
Злость и ярость понемногу таяли, уходили. Иван и сам уже не понимал, зачем рисковал, что за дурь нашла?
– Спасибо, ребята, – сказал он мячам.
– Чего уж там, – за всех ответил Хвостик.
Иван, стянув влажный костюм, встал посреди гримерки в жонглерскую стойку – локти к бокам, глаза к потолку. Было в этой стойке что-то молитвенное… ну да! Как перед Мадонной… Почудилось же наконец ее суровое лицо! Начало будущего номера – просто эта стойка. А мячи могут упасть в руки откуда-то сверху…
Майя постучала в дверь, когда Иван развешивал костюм на перекладине.
– Здравствуй, – сказала она, – поздравляю! Ну, ты – герой!
– Стараемся, – ворчливо ответил уже остывший Иван и отвернулся, доставая из угла халат.
Майя присела к столику и, прищурившись, смотрела на него. Иван почувствовал этот взгляд и понял – его притянули плечи, исполосованные шрамами. Он поскорее накинул халат.
– Ну, как жизнь? – нерешительно спросила Майя.
– Нормально, – буркнул Иван.
Как будто и говорить больше было не о чем, а она не уходила.
– Мне нужно сходить в душ, – объявил Иван. Это означало – выйди из гримерки, чтобы я мог запереть дверь.
– Иди, я подожду, – кротко откликнулась Майя.
Вполне могла просто соскучиться, думал Иван, а может, мавр еще не полностью сделал свое дело. Вода была в меру горячая, настроение выравнивалось. Ну да, она пришла просить о близости – очевидно, ей все еще очень скверно. А он может дать ей близость или не дать. Если не даст – она еще пару дней помучается и найдет кого другого.
А он так и останется этим вечером один. И отпразднует победу в обществе Мэгги. Ну что же… Главное – ни слова больше о Мадонне! Есть вещи, о которых ни с кем почему-то нельзя говорить… Стало быть, и не будем о них говорить.
– Расскажи, как это было, – потребовала Майя, когда они уже легли. И погладила пальцем шрам на виске.
Иван задумался – не объяснять же, что ее появление в ложе его вдруг настолько взбесило! Но она единственная хотела знать, как родился его дикий поворот «семь на триста шестьдесят». И хотя бы поэтому заслуживала ответа.
– Я пробовал поворот на репетиции, – честно соврал Иван. – И он пошел лучше, чем семь на сто восемьдесят, ты не поверишь. Его нельзя было слишком долго репетировать – я бы с ним соскучился.
– Да нет, ты про тигра…
– Это была тигрица, – помолчав, возразил обиженный Иван. Наконец-то Майе рассказали эту дурацкую историю. – С тигром я бы не сладил.
– Почему?
– Тигр тяжелее. В тигрице кило полтораста, а в тигре побольше двухсот будет.
– Расскажи… – тихо попросила Майя.
– Ты же все знаешь… – проворчал Иван. Какой, ко всем чертям, тигр, сегодня он сделал кое-что почище и куда более рискованное…
– Ну, расскажи…
– Ты смотрела программу с самого начала? – подумав, спросил Иван. – Там такая девочка, Леночка, работала кор-де-парель. Она здешняя, из самодеятельности выросла, потом буфетчицей работала, только бы при цирке, это у нее вообще первые выступления на профессиональном манеже. Ну, а Николаев спьяну полез во время первого отделения в клетку к Виоле, что-то он с ней утром недорепетировал. Начал там арапником, не то палкой разбираться, козел… Она махнула через его плечо, вот так. Пока он тюхался, она – с концами! И ищи ее по закоулкам! Он, скотина, не закричал, втихаря стал своих служащих из аттракциона звать – думал, без шума обойдется, сами найдут Виолу и повяжут. Это мне уже потом рассказали.
Вдруг Иван спохватился.
– Только ты, пожалуйста, в городе – никому! Еще не хватало, чтобы в газетах написали – у нас во время представления тигры по цирку разгуливают! Ну вот, иду я по коридору, вдруг вижу – что за ерунда, тигр! Лежит на полу и что-то когтит. Я перепугался, конечно, думаю – побегу, найду николаевских служащих. Вдруг понимаю – он же на человеке лежит, представляешь? Я прикинул, какая стена ближе, схватил за шкирку двумя руками, отодрал от Ленки и мордой в стенку сунуть догадался. Лег, можно сказать, на эту чертову Виолу. Хорошо, руки у меня цепкие… А у нее, у сволочи полосатой, лапа завернулась, вот так, она меня когтями и достает…
Иван сам провел пальцем по своему виску и показал, как лапа добралась до плеча.
– Я сперва даже не сообразил, потом заорал. Народ сбежался, с палками, с веревками, нас друг от друга отцепили. С меня кровь ручьем, а я стою и ругаюсь – костюм загубил! Мне его совсем недавно пошили, к Новому году…
Иван усмехнулся и обнял Майю поуютнее.
– Ну, конечно, «скорая» для меня и для Ленки… меня день в больнице продержали, потом я еще неделю бездельничал. Ко мне Николаев вечером в гостиницу с коньяком явился. Ты, говорит, если знаешь, как Виола из клетки выскочила, так знай и молчи. Мы, говорит, с этим козлом Прошкиным договорились, будто он клетку плохо запер, я ему забашлял. Ну, костюм мне оплатить пообещал… Я его вместе с коньяком и выпер. Ни фига мне от него не нужно. все равно весь цирк правду знает…
– А где Виола? – рассеянно спросила Майя.
– В зоопарк сразу же увезли. Она крови попробовала, ей в цирке не место.
– Иван, – сказала тогда Майя. – Ты невероятный человек. Человек, каких не бывает.
– Ага, это точно, – согласился он. – Такой трюк сходу… то есть почти без репетиций…
И обрадовался, что вовремя вспомнил про свое вранье.
– Повернись, – велела Майя. Ей хотелось целовать шрамы на его плечах и спине. Ивана это удивило, но с чего-то же нужно начинать интимную игру. На сей раз Майя начинает так… Лишь бы не слишком долго.
Они дали друг другу немало, они устали, и Иван, поняв, что Майе уже было достаточно хорошо, завершил близость не слишком бурно и без сюрпризов.
Засыпая, он вдруг почувствовал, что Майи нет рядом. Очень недовольный, он открыл глаза, чуть повернул голову – и обнаружил, что она стоит почему-то на коленях у постели и целует его руку – грубоварую, цепкую, с потрескавшейся кожей между большим и указательным…
– Ты замерзнешь, – сказал он, – лезь под одеяло.
Сон приснился неприятный – мячи отяжелели, стали просто чугунными шарами, Иван не мог их подкинуть даже настолько, чтобы работать с четырьмя. А ему нужно было видеть красное мерцающее
