Иван захлопнул книгу. Записывать все равно было нечего.
И в этом цирке он тоже вскоре услышал, как его за спиной обозвали занудой после очередного конфликта с заспанной униформой. Но это было его привычным титулом, он даже не обернулся, а на следующий день еще въедливее требовал от униформы соблюдения всех своих указаний.
Оставшись в директорском кабинете наедине с телефоном, он решил втихаря позвонить матери и брату, чтобы прислал новых кассет с классикой. Междугородка не давала связи. Он позвонил Майе…
Она слышала его голос и пыталась прокричаться сквозь гул и треск. Он орать не мог – тем беседа и кончилась. Вошли посторонние, Иван был отлучен от телефона.
А он бы так насмешил ее описанием старого цирка, да еще в тополиное время. Пух забил весь город, проникал в цирк через щели и во время представления плавно падал на манеж. Он бы рассказал, какой ему выделили в гостинице номер-люкс: величиной чуть ли не с манеж, а стоят в нем необъятная тахта посередке и цветной телевизор, больше – ничего! Все имущество пришлось распихать в стенном шкафу, что в крошечной прихожей. Только это, тополиный пух и номер-люкс, ничего больше, и поблагодарил бы за подарок…
Хороший город Днепропетровск оказался для Ивана совершенно безрадостным. Он не мог забыть того, что полтора десятка раз успешно забывал, – женщину, с которой спал. Причем он прекрасно осознавал пошлость ситуации – это была женщина, которой он попросту воспользовался и которая так же бесстрастно им воспользовалась. Допустим, она была красивая женщина, престижная женщина высокого полета, более того – хорошо стряпающая женщина. Но разве все это – повод, чтобы ее не забывать?
Почти как жители разных планет, которые случайно соприкоснулись и разлетелись по окраинам Космоса, думал Иван, начитавшийся в молодости всякой космической ахинеи, и даже хуже, чем разных планет. У тех хоть утешение есть, что они из разного биологического теста…
Возвращаясь после утренней репетиции с реквизитом в гримерку, Иван увидел, что в коридоре на чьем- то контейнере сидит, болтая ногами, длинноволосая женщина, похожая на Майю, и разговаривает с каким- то лысым из дирекции. Иван не удержался – подошел поближе. Она обернулась.
И он воскликнул то, чем приветствовать можно было разве что возникшего из воздуха джигита Гришу:
– Вах! Шайтан!…
Как оно сорвалось с языка, Иван и сам не понимал.
– Ну, вот и он, – сказала Майя. – Привет. Я уж думала, ты на весь день репетировать зарядился.
– Надо же и пообедать, – изумленно ответил Иван, подумал и посоветовал: – Ты причешись, у тебя вся голова белая.
Майя провела рукой по волосам и растерянно посмотрела на полную пригоршню тополиного пуха.
– Только что причесалась! – пожаловалась она. – Это какое-то стихийное бедствие!
– Пошли, – сказал Иван, подхватывая ее дорожную сумку.
В парке царила зима – все газоны были затянуты белой пеленой, у ног гуляла пушистая поземка.
Вечером, после представления, они пришли в тот самый номер-люкс, где, кроме стульев, на сей раз не было и горячей воды. Иван постелил на подоконник чистое полотенце и сервировал ужин – бутылку лимонада и пирожки с мясом.
Все было очень просто – каждый из них поступал, как ему вздумается. Он ни с того ни с сего оставил ее ночевать в своей гримерке. она ни с того ни с сего примчалась к нему в Днепропетровск. Главное – не пытаться понять друг друга, все равно это невозможно, думал Иван. Хорошо – и ладно.
Кровать, стоявшая посреди странного люкса, была широкой, но довольно жесткой. Иван оставил открытой дверь на балкон, потому что было жарко, но шторы задернул – в напрасной надежде спастись от пуха. Майя вышла из ванной, где кое-как привела себя в порядок, и улыбнулась ему.
– Кусочек секса? – вдруг спросил Иван. Это были единственные слова, которыми он умел предложить близость. Он сказал эти слова, искренне надеясь, что Майя поймет – это у него просто такая шутка, и тогда была шутка, это просто ему нравится так шутливо начинать…
– А почему бы и нет? – ответила она, и он услышал – поняла, поняла…
– Иди сюда, – прошептал Иван, потому что с голосом что-то сделалось. – Ну, иди…
И сам шагнул ей навстречу.
Надо бы включить Мэгги, подумал Иван, надо бы и хоть свечку в подсвечник сунуть и зажечь… Но Майя уже гладила его по волосам, по лицу, приласкала и шрам на виске.
Было все то же, что и обычно. Но почему-то делалось страшно. Уж эта ночь точно была последней!
Хотелось взять от этой ночи и от этой женщины все, все! Но для этого, как полагается здоровому и крепкому мужику, дать женщине то, чего она хочет. Да, но чего она хочет? Если верить ее рукам, ее дыханию, испарине на ее коже…
У Ивана опять, как тогда, заложило уши.
Не стало времени и воздуха.
Он не услышал, а почувствовал, что Майя шепчет какие-то слова.
Он хотел отжаться, оторваться от ее тела – она не пускала.
Но он все же высвободился.
Прямоугольник широкого окна вместе со шторами поехал вправо. Качнулся. Поехал влево.
Иван сел и встал. Окно продолжало гулять. И в придачу он ничего не слышал. Воздух – и тот изменил свои свойства.
Иван попал непонятно куда. Срочно нужно было вернуться.
Спасти могли только они – мячи.
В сумке лежали старые, с которыми он не расставался. Иван побрел в прихожую, удержался за косяк и выволок сумку. Открыл… не нашел в себе сил даже удивиться…
В сумке лежали его рабочие мячи, которым сейчас полагалось ночевать в цирке. И Хвостик – верхним…
Примолкший было Мэгги забормотал, загудел органными аккордами. По улице пронесся поздний автомобиль, свет фар проскочил в комнату и метнулся в глаза с застежек бархатной книги.
Стараясь не оборачиваться к Майе, Иван взял из сумки семь надежных мячей. Перед ним не было того цветного витража, было лишь окно. Ну, пусть окно… За ним все-таки небо.
Он запустил первую комбинацию – и еле успел собрать выброшенные вверх мячи. Они показались чугунными ядрами. Как будто он репетировал круглые сутки.
Иван повторил ее, выбросив мячи с такой силой, что они ударились в потолок. И опять он собрал их лишь чудом.
Но спасти, вернуть слух и ощущение реальности, могли только они.
Иван кидал мячи, обливаясь потом, безумно боясь одного – что они опять нальются чугуном и окажутся ему не под силу. Кидал, повторяя все комбинации, которые входили в номер, и никак не мог вернуться… не получалось…
Мячи давили, прижимали его к земле, высоты не хватало. Он упал на колени – стало легче, но и опаснее. Он уже не мог прибрать к рукам косо полетевший мяч. Нужна была высота.
Иван осторожно поднялся на ноги. Высота была за балконной дверью. Как отодвинуть штору, не выпуская мячей?
Штора сама медленно отползла в сторону. Мячи потянуло, словно сквозняком, туда – на свежий воздух. Ивана потянуло за мячами.
Ночь ждала его. Он удивился – как это ему раньше не приходило в голову кидать под ночным небом? Уж тут-то он точно был наедине с собой и Мадонной.
Над балконом нависал другой балкон. Но, если стать спиной к улице и запрокинуться, для мячей открывалась неслыханная высота. Он так и сделал.
Ему уже приходилось из баловства жонглировать лежа. Руки это умели. Вот и сейчас он лег голой спиной на прохладный и приятный ночной воздух. В нем висели ласковые пушистые снежинки. Иван даже улыбнулся – вот так и должно быть! Если Мадонна есть, ей это должно понравиться.
Мячи колебались в воздухе. Иван понял – они не от его рук отрываются и в руки возвращаются, а скачут по ступеням у подножия незримого пьедестала. Вот что пригодится для номера… вот откуда начнется тема Мадонны…
