командир, потом рядовые, а за ними три телеги.
– Фуражиры, – коротко определил Сергей Петрович. – Ну, что будем делать?
– Оставим в покое, – первой высказалась Адель. – Пока…
– Ну их! – буркнул Ешка. – Семь человек, да еще возчики на телегах!
А Мач спросил, что такое фуражиры.
– Я ведь уж растолковывал тебе! Забыл, что ли? – прямо расстроился Сергей Петрович.
– Так это они у нас крупу увезли? – сообразил парень. – Выходит, они грабить крестьян поехали?
Он умоляющим взором уставился на гусара.
Тот вздохнул и развел руками.
– На войне как на войне! – поняв пылкое желание парня, вмешалась Паризьена. – Одни воюют, другие их кормят. Иначе не получается. Пропускаем фуражиров и едем дальше. С нами же дети!
Ешка закивал. И он же первый уловил, когда быстренько перебрались через большак, стук копыт, летевший навстречу по лесной дорожке.
Выскочить на большак было уже невозможно – за всадниками тащилась цыганская кибитка. Она захватила всю ширину тропы и постоянно задевала о деревья.
Адель послала Фортуну грудью прямо в кусты, успев при этом маневре прижаться щекой к лошадиной шее и спрятать голову под локоть. Бойкая лошадка, не обращая внимания на ветви, хлеставшие по бокам и ее, и всадницу, живенько исчезла в густой зелени.
Ешка осадил своего вороного жеребца, и тот, попятившись, продавил сплошную стену кустарника задом. Цыгану вовсе не улыбалось объясняться с кем бы то ни было по поводу жеребца.
Сергей Петрович одним движением колен заставил Аржана принять вбок, а сам достал пистолет.
А Мач просто остановил лошадь, и через минуту его догнала кобыла, впряженная в повозку, которой правил Пичук. Кобыла взяла чуть вправо и остановилась ноздря в ноздрю с лошадью Мача.
– Двое… – прошептал гусар. – Ну, с Божьей помощью!..
Но когда эскадрон увидел вылетевшего навстречу противника, то и гусар, и Мач, к большому удивлению прочих бойцов, дружно расхохотались.
– Добро пожаловать, сударь! – воскликнул Сергей Петрович. – Экая у нас с вами военная судьба!
Из кустов высунулась голова Фортуны, еще шаг – и показалась удивленная всадница. Но, хотя драки вроде не предвиделось, Адель все же держала пистолет наготове.
– Добрый день! – отвечал изумленный баварец, натягивая поводья, причем его заводной конь проскочил вперед и был остановлен оглоблей кибитки.
– Далеко ли путь держите? – вежливо осведомился гусар.
– Из Митавы в Якобштадт, – уже не делая из маршрута особой тайны, отвечал баварец. – А вы, я гляжу, с пополнением?
Сказано это было как бы простодушно, и все же с особым ехидством.
– Гляжу, и местное население у вас служит, и цыганский табор вы завербовали, и даже вот чисто французское личико… Не войско, а вавилонское столпотворение! – продолжал баварец. – Не хватает лишь китайцев и эфиопов.
Сергей Петрович раскрыл рот. У пленного оказалась прямо удивительная память.
Адель поняла, что гусара только что поддели, и поддели здорово. Так что пора спешить на помощь.
– Если вам угодно будет обождать, я приготовлю письменную реляцию, – пообещала она. – О составе нашей партии, ее диспозиции, боеприпасах, маршрутах и так далее! Нужны ли вам родословные всего состава, или хватит геральдических древес командира с адьютантами?
– Ваша родословная сомнений не вызывает, – баварец весело поклонился. – Только парижанки после двух месяцев похода сохраняют такую свежесть! Стало быть – по прямой линии от Евы.
– А вот вашу я произвела бы по прямой линии от Ноева ковчега! – отвесив этот сомнительный комплимент, Адель все же улыбнулась. Невзирая на обстановку, симпатичный офицер за ней явно ухаживал.
Мач и Ешка переглянулись. Непонятно было – берут они наконец баварца в плен, или же ведут светскую беседу.
Баварец же поглядывал на эскадрон без всякого страха, даже весело. Краснощекое круглое лицо с неизбежными подкрученными усами, с вьющимся клоком светлых волос на лбу, было бы вполне заурядным и подходящим для бравого вояки, любимца провинциальных дам, но взгляд… уж больно он был насмешливым…
– Насколько я понимаю, вам все еще не удалось выйти в расположение своих частей, – с некоторым сожалением обратился он к Сергею Петровичу. – Ну, видно, на роду вам написано присоединиться к нашему корпусу. Повторяю свое прежнее предложение…
Гусар сверкнул на него синими глазами.
Он бездарно проболтался по Курляндии целую вечность, не нанеся никакого урона врагу, да и теперь не столько воевать собирался, сколько переезжать театр военных действий в цыганской кибитке, и баварец, умышленно или неумышленно, коснулся больного места! Скорее всего, что умышленно…
– Мач, обыщи пленного! – в голосе гусара была внезапная злость. – Бумаги, кошелек! Ну, как положено!..
– Не может быть, чтобы я ошибся… – и баварец поглядел на гусара с подозрительным интересом.
Адель покосилась на командира. У того уголок рта под усами нервно дернулся. Очевидно, ему еще никогда не приходилось отдавать приказ об обыске.
Мач тоже не знал, что это за процедура такая.
Он подъехал к баварцу – и тот, видя полнейшее недоумение на лице парня, вынул из-за пазухи четыре конверта, достал кошелек, а в довершение извлек из седельной кобуры сверточек.
Мач довез письма до гусара, сидевшего в седле неподвижнее конной статуи государя императора. Сергей Петрович взял конверты, уставился на первый – и непроизвольно скроил изумленную гримасу.
– Это что еще за каракули?!.
– Давай сюда! – Адель выхватила письма. – Клянусь пузом святого Гри… По-китайски, что ли?
Ешка тоже сунул между ними нос и пожал плечами так, что они взлетели выше ушей – как если бы и он умел читать!
И все трое с недоверием посмотрели на баварца.
– Нет, это вовсе не тайнопись, мадмуазель, – сказал тот. – Позвольте…
И прочитал внятно:
– Лейтенанту Хансу Шмидту, его величества седьмого уланского полка… Продолжать?
– Не надо! – сердито отвечала Адель. – Ну и почерка у этих колбасников…
– Вы что же, почтмейстером войсковым служить изволите? – вмешался Сергей Петрович.
– Да нет, конечно! – баварца все больше развлекала эта диковинная и бестолковая компания. – Просто я ехал с поручением в Митаву. А возвращаясь, прихватил вот эти письма для господ офицеров. И можете обыскать меня с ног до головы – ничего более серьезного не найдете.
При этом он более чем лукаво подмигнул Паризьене. Как если бы предлагал заняться таким обыском именно ей.
– А в свертке что? – спросил гусар у Мача.
– Пахучее что-то.
– Мыло, если угодно знать. То, чем смывают пыль с физиономии, – объяснение баварца адресовалось, естественно, не только Мачу, но и Ешке с притихшими цыганятами.
– Моется тот, кому чесаться лень! – сразу же нашелся Ешка, и весь эскадрон посмотрел на цыгана с благодарностью.
– Коли вам угодно опять сбрасывать меня с лошади и разоружать, то поторопитесь, – попросил баварец. – Я и так застрял в Митаве на два лишних дня.
– Вот заводную лошадь мы у вас возьмем, – помолчав, сказал Сергей Петрович. – Мач, пересаживайся! Забирайте ваше имущество, сударь.
– Постой, Серж! – вдруг воскликнула Адель. – Пусть еще покажет свой кошелек!
– Ты, часом, не спятила? – возмутился Сергей Петрович. – Мы не разбойники с большой дороги, чтобы
