барона спать. И сам пошел в гости к поручику Орловскому.
Картина, представшая перед его взором, поразила его наповал.
Дверь в комнату была распахнута. Снаружи в скважине торчал пропавший ключ. А гусар как проспал все мистические чудеса в коридоре, так и продолжал спать дальше.
Господин Бауман выругался, вынул ключ, отдал Герману распоряжение – и тот, стараясь не сталкиваться с прислугой, покинул усадьбу. Выбежав к воротам, Герман огляделся, прислушался и заухал по-совиному. Ему отвечало такое же неумелое уханье, и из темноты возникли три всадника, все – в длинных плащах, в надвинутых на брови треуголках.
Первого и второго Герман приветствовать не стал, а вот третьему поклонился. И, когда тот спешился, Герман взял протянутый ему первым всадником пистолет, взвел курок – и, хотя парк был в это время совершенно пуст, повел закутанного в плащ гостя от тени к тени, от куста к кусту, пока незаметно не доставил его в усадьбу.
Господин Бауман тем временем растолкал гусара.
– Ах, это вы, сударь? – Сергей Петрович роскошно и длительно зевнул. – Добро пожаловать! Не объясните ли вы мне, где я нахожусь и как сюда заехал?
– Это я вас сюда привез.
– Ага, вспоминаю…
Вдруг гусар потянул носом воздух и резко сел на постели.
– Послушайте! Здесь была женщина!..
– Ну и что? – не понял гусарского волнения Бауман.
– Женщина!..
Гусар мало того, что оглядел свой наряд, состоявший из полотняной рубахи и суконных чикчир, которые с него, когда укладывали спать, не стали стягивать, он еще и ощупал себя.
– Она меня раздела!..
– Ну и что? – уже почти сердито спросил Бауман. – Всех нас время от времени раздевают женщины!
– Меня нельзя… У меня же невеста! Я ей слово дал! – воскликнул донельзя расстроенный гусар.
– Да пропадите вы пропадом! – возмутился вконец баварец. – Я-то думал, вы о серьезном деле!
– Где мой доломан? – испуганно спросил Сергей Петрович, обведя все еще туманным взором комнату. – Где мой ментик? Кивер где? Сабля?..
– У ваших друзей, – объяснил Бауман. – Не мог же я везти вас мимо наших конных разъездов в русском мундире! А теперь соберитесь с силами, придите в себя, вам предстоит важный разговор. От него многое зависит.
– С папашей? – жалобно спросил гусар. – Я вовсе не желал! Меня в беспамятстве… Я не могу жениться!
Господин Бауман пошарил взором и нашел потребное. Это был графин с водой.
– Нагнитесь, – велел аккуратный баварец, и когда гусар, плохо соображая, наклонил голову, вылил ему воду на затылок.
– Бр-р! Ух, хорошо! – воскликнул довольный гусар. – Давно бы так! Ну, так на чем мы остановились?
Бауман прислушался к шагам в коридоре, метнулся к двери, приоткрыл ее на волос и выглянул.
– А главное, где мы остановились? Это же не корчма! – малость протрезвевший гусар изучил убранство комнаты и сделал разумный вывод:
– Это приватный дом!
– Вот этот господин хотел бы с вами побеседовать, – сказал Бауман, отступая и пропуская к столу высокого полного мужчину в треуголке, закутанного в темную с пелериной шинель, а за ним – Германа. – Имени его я пока называть не стану, поскольку вы можете и не договориться. И в таком случае окажется, что вы знаете кое-что опасное…
– С незнакомцами безымянными объясняться не привык! – заартачился Сергей Петрович. – Мое слово порукой!..
– Порукой чему? – осведомился Бауман и улыбнулся. – Тому, что вы никогда и нигде не расскажете, с кем говорили этой ночью? Так для того и слово давать нужды нет – мы и без вашего слова о том позаботимся. Во-первых, сей господин останется для вас именно незнакомцем. А во-вторых, коли вы и сами догадаетесь, об этом нетрудно будет узнать по вашему лицу. И мы будем вынуждены принять меры.
Эта недолгая речь, хотя и произнесенная весьма приятным, бархатистым даже голосом, хоть и не содержавшая явной угрозы, мало обрадовала гусара.
– Нетрудно догадаться, что за меры, – заметил он.
– Нетрудно, – согласился Бауман. – Дело настолько серьезное, что мы не желаем ни малейшего риска. Вы можете изображать в курляндских лесах Шиллерова разбойника и погибнуть, когда вам только станет угодно. А мы – люди с положением, мы хотим благополучно завершить для себя сию бестолковую войну. И жить долго… Никому не хочется последовать примеру Фердинанда фон Шилля.
Гусар вспомнил, о ком речь, начал понимать ситуацию и для начала хмыкнул.
– Я готов вас выслушать. Если то, что вы мне скажете, не противно чести и воинскому долгу.
– Как можно! – воскликнул Бауман. – Все мы тут – офицеры и дворяне. Даже странно слышать такое.
– Если вы покончили с вашими реверансами, то можем и о деле поговорить, – сказал, садясь, человек в треуголке. Даже за столом он не снял ее и не распахнул толстой шинели. – Бауман, разлейте вино. Господин Орловский, как получилось, что вас перевели в другой полк? Ведь это в русской армии большая редкость.
– Дурацкая история, – помолчав, очень тихо сказал Сергей Петрович. – Был пьян, понаделал глупостей. Жалобу подали так хитро, что она легла на стол к его сиятельству…
Но фамилию высокопоставленного лица гусар не назвал.
– То есть скандальная история, – подытожил незнакомец. – Но поскольку вы не вышли в отставку…
– Какая отставка, сударь мой?! – взвился Сергей Петрович. – Бонапарт у самых ворот! Я Христом-Богом заклинал оставить меня в армии!
– По прибытии в Ригу вы должны были засвидетельствовать почтение господину Эссену?
– Это было желательно, но не обязательно. Но при чем тут генерал-губернатор?
– Он знал о вашем приезде?
– Знал, я полагаю… Мои друзья обещали сообщить ему, чтобы… ну, словом…
– Офицер, попавший в скандальную историю, особенно нуждается в протекции, я понимаю, – без особой деликатности сказал незнакомец. – Итак – вас в Риге ждали. Это очень хорошо. Ваше имя там известно, к вам готовы отнестись сочувственно, и вас ждали. Вот теперь, господин Орловский, слушайте меня внимательно. Я буду краток.
Незнакомец отпил вина из большой рюмки и закусил кружком колбасы.
– Что же вы не пьете? – спросил Бауман, подвигая к Сергею Петровичу вторую такую же рюмку.
Но тот помотал головой.
– Вы нас почитаете за врагов, а мы так же хотим избавиться от Бонапарта, как и вы, русские, – сказал незнакомец. – Он сел нам на шею, но ему там не место. Его русский поход – чистейшее безумие. Он, собственно, и не собирался так углубляться в Россию. Он ждал немедленной капитуляции от вашего императора. Но теперь он впервые за всю свою карьеру может проиграть.
– Какое там проиграть! – воскликнул гусар. – Все прет и прет!.. Простите… А мы все отступаем, отступаем…
– Вы отступаете по дорогам, где местное население вас охотно поит, кормит и всячески содействует. По какой дороге придется отступать ему, господин Орловский? – и, не дожидаясь ответа, незнакомец продолжал: – Мой… наш, то есть прусский корпус, благодарение Богу, оказался всего лишь в Курляндии. У меня и моих солдат есть возможность спастись. Уже ясно, что ни на какой Петербург мы не пойдем. И мы хотели бы снестись с господином Эссеном. Возможно, мы о чем-то сумеем договориться.
– Разве у вас нет иной возможности? – удивился Сергей Петрович.
– Вообразите, нет. В Риге полным-полно французских шпионов. Но это в основном поляки, и они преданы
