ванильными сухариками и сдобными булочками.
Гусар лишь головой покачал. И, даже не читая, оставил на туалетном столе.
Вторая влетела в окно, будучи обернута вокруг камушка и перевязана нежнейшей розовой ленточкой.
Третья прибыла с обедом.
И так далее.
Вечером явилась и последняя. Надо полагать, сторож от дверей отлучился по нужде, поскольку записочка вползла в щель и шлепнулась на пол.
Гусар с великим недоумением уставился на шесть записок. То, что он ни слова в них не понял, мало его смущало. Записочка, подсунутая под дверь мужчине, носящему гусарский мундир, не достигшему тридцати лет и явно холостому, могла означать лишь одно – и он знал, что именно. Пять из этих посланий были вполне безопасны. Но шестое вносило серьезные осложнения в план обороны.
Оно могло быть лишь от госпожи баронессы…
По опыту Сергей Петрович знал, что в ситуациях, где неопытные девицы отступают, отчаянные замужние дамы идут напролом.
– Ах ты старая фуфыря… – пробормотал он растерянно. – И ты туда же!..
Девицы могли ждать в парке, скрестись в запертую зверь, но старая фуфыря, будучи хозяйкой дома просто-напросто взяла бы ключ от комнаты и явилась перед рассветом, когда все сторожа, чада и домочадцы спят непробудным сном.
В такую ситуацию гусар уже попадал однажды.
Сергей Петрович внимательно оглядел комнату и остановил выбор на диване. Им, установленным на дыбы, он с немалым трудом подпер дверь.
На душе у гусара стало полегче.
Еще он вплотную к двери подволок большое кресло и для надежности сам в него уселся, увеличив таким образом его тяжесть. Ненамного, правда – хоть его и огорчала некоторая хрупкость собственного телосложения, но тут уж никакие разносолы не помогали.
Там он и заснул, на всякий случай не гася свечи.
А проснулся от соловьиного свиста.
Было уже заполночь. Ошалевший соловей вовсю разливался в парке, и гусар блаженно размечтался о том, как будет слушать обезумевших от страсти соловьев вместе с любимой Наташенькой, не зря же он с такими сложностями сохранял верность невесте! Но вдруг Сергей Петрович сообразил, что в это время года соловьям свистать не положено!
Нарушитель законов природы тем не менее выводил свои на редкость выразительные трели. И вдруг Сергей Петрович услышал призыв, который в этой усадьбе мог относиться только к нему:
– О дети родины, вперед, настал день нашей славы!..
Украшенный на птичий лад мотив Марсельезы пронесся над парком и исчез. А диковинная революционная птичка опять засвиристела и защелкала. Могла ли это быть Паризьена? Гусар никогда не слышал, чтобы маркитантка свистела. Он задул свечу и выглянул в сад.
Как на грех, соловей замолчал. Над кустами пронеслось белое привидение и исчезло. Гусар кулаками протер глаза. Странные его, однако, посещали ночные фантазии – соловей, Марсельеза… Он вернулся в кресло и опять зажег свечу. Но сон не шел.
Сергей Петрович подошел к окну.
В парке происходили какие-то странные дела.
Вдали, на фоне пруда, проскочило еще одно белое привидение.
Под самым окном кто-то продрался сквозь кусты, вскрикнул и исчез.
А за углом с другой стороны ойкнул девичий голос.
Очевидно, юные баронессы, не сговариваясь, назначили гусару свидание в саду.
И тут опять запел соловей! Но гусар уловил в свисте какое-то иное настроение – не томное, а победное, что ли. Только-только гусар вгляделся в темные купы подстриженных кустов, только-только различил что-то поблескивавшее в тени огромной сирени, как треклятый соловей снова заткнулся.
Промолчал он довольно долго.
Сергей Петрович сел на подоконник. Если эскадрон пытался подать ему какой-то сигнал – то на редкость нелепо.
Вдруг соловей отчаянно высвистел начало Марсельезы – уже не пряча мелодию в птичьих трелях, а прямо и откровенно.
– Эй! – шепотом крикнул гусар в открытое окно. – Кто там дурака валяет?
– Т-ш-ш-ш!.. – уже не свистом, а змеиным шипом отвечал из кустов соловей.
И снова пропал.
Тут диван, подпиравший дверь, чуть колыхнулся, а кресло малость поехало вперед. Кто-то, соблюдая бесшумность и осторожность, аккуратненько ломился к гусару.
Сергей Петрович изумился такой неженской силище и понял, что ждать атаки решительно незачем. А можно просто-напросто перейти по карнизу в висячий сад и там отсидеться.
Он перекинул через плечо тот самый коричневый плащ, которым снабдил его господан Бауман, и свесил из окна обе ноги. Оставалось нашарить карниз.
Тут-то и возник вдалеке вражеский гусар.
Он стоял за подстриженной стенкой боскета, доходившей ему до пояса. Сергей Петрович явственно различил в лунном свете блеск шнуров на доломане и золотистую чешую на кивере. Лицо же, прикрытое козырьком этого кивера, было во мраке неразличимо. Этот призрачный гусар озирался по сторонам, как бы не понимая, куда двигаться.
Сергей Петрович чуть не рухнул вниз.
Незнакомый гусар воровато вдруг пригнулся и побежал вдоль стены кустов. Тьма поглотила его.
Понять что-то было уж вовсе невозможно.
Если бы по ночному парку шастали черные уланы – Сергей Петрович сообразил бы, что полковник Наполеон прислал за ним своих лазутчиков. Но голубых доломанов в прусских частях, кажется, никто не носил…
А кресло в это время все ползло, дверь уже приоткрылась на четверть вершка, и через несколько минут следовало ожидать падения дивана.
Существо, обладавшее такой силищей, невольно внушало опасения. И оставаться в комнате, куда оно, того гляди, с грохотом ворвется, Сергей Петрович более не желал. И перебрался-таки в висячий сад, где росли два молодых крепеньких каштана и неизбежная сирень.
Сад этот, подпираемый кирпичными арками, был невелик, и вела в него приоткрытая, невзирая на комаров, стеклянная дверца. У перил стояли столик и два табурета. Сергей Петрович присел, облокотился – и невольно заглянул в дверь.
Он увидел, как в глубине комнаты возле большого зеркала примеряла чепцы госпожа баронесса. Она была полностью одета, на кресле лежала нарядная полосатая шаль, чтобы во время ночных похождений госпожа баронесса не простудилась, а платье почтенной дамы было словно украдено у самой младшей дочки – до того коротко и прозрачно.
Если бы гусар прочитал шестую записку, то и знал бы, что ему предлагалось сделать именно то, что он совершил добровольно, – пробраться по карнизу в висячий сад и проскользнуть в будуар хозяйки дома.
Что-то хрумкнуло под гусарским сапогом-ботиком.
Искательница приключений резко повернулась к двери – и устремилась к ней, протянув вперед обнаженные руки!
Любезная добыча наконец-то к ней пожаловала!
Из темноты смотрело тонкое, ясноглазое, усатое лицо!
Распахнув жаркие и жадные объятия, госпожа баронесса почти прибыла к стеклянной двери. И так же шустро, так же бездумно гусар перенес ногу через перила…
Он приземлился в крапиве, которой развелось под самыми арками видимо-невидимо. Со стороны дорожки крапива была не видна за подстриженными кустами, а в тени кирпичной стенки прямо-таки блаженствовала. Сергей Петрович, зашипев от мелких и яростных ее укусов, попытался продраться сквозь
