К ноге прильнуло мягкое, теплое, шерстяное.
– Таро, где Ингус?
Пес так на нас посмотрел, что все поняли правильно. Знает, но не скажет.
Я задумалась – что бы мог затеять этот непоседа?
По ночному небу прошел гул. Вроде бы растаял – но нет, вернулся, прокатился над самыми кронами деревьев.
– Гунар, выйди, крикни деду, – попросила я. – Он ведь нас тут так просто не найдет. Опоздал – вот теперь и мечется…
Глава тридцатая, о сражении
– Куда его понесло? – в отчаянии спросил Гунар. – Совсем старый черт из ума выжил…
Перелетное озеро проскочило мимо нас и сгинуло.
– Долго нам тут сидеть? – поинтересовался Славка.
– Еще час.
– Полтора, – поправил Гунар. – Коврига печется два часа.
– Меньше, – из вредности возразила я. И впрямь, сомнительное удовольствие – таращиться на печку, ожидая, пока хлеб поспеет.
– А вот проверим. Доставай ковригу и прикладывай к ней кончик носа.
– Спасибо!
– Если она не обжигает носа, значит, хлеб готов.
– Хватит с меня на сегодня фольклора!
Стоило нам назвать себя эскадроном – как начались какие-то несуразные склоки и пререкания. Уже Гунар со Славкой сцепились – идти искать Ингуса, или сам объявится. Уже Таро схлопотал за любознательность по заднице, а в ответ цапнул Славку за рукав – предупредительно цапнул, но все же… А нам тут еще сидеть и сидеть! Новорожденная магия потребовала хлеба, но никакой друид не испечет его быстрее, чем полагается…
Вдруг в окно кто-то поскребся.
Таро вскочил и залаял.
Стекол в этих окнах почти не осталось, они были закрыты ставнями. Гунар выглянул в щель – и никого не увидел.
Когда поскреблись во второй раз – выглянул Славка. И с тем же успехом.
Очевидно, гостю потребовалась я.
На поясе у Славки болталась резиновая дубинка-«демократка». Я попросила его встать у стены с дубинкой наготове – мало ли какие сюрпризы полезут ко мне в окно. И на третье поскребывание отозвалась сама.
– Это я, Кача… – прошелестело из-за ставни. – Если отдашь мне сгусток силы – я тебя отсюда выведу…
– Иди, откуда пришла! – еще не остыв от пререканий, велела я. – Никуда меня выводить не надо.
– Скорее давай его сюда, иначе поздно будет.
– Иди к своим Авам, – уже не так уверенно послала я ее.
– Авы сейчас сами здесь будут. Мне нужен сгусток силы! Они не заметят, что тебя здесь нет. Я выведу тебя нижним миром…
– Они затеяли какую-то пакость, – сообщила я Гунару и Славке. – Этого следовало ожидать. Нужно убираться.
– А хлеб? – спросил Гунар.
Я развела руками.
– Мы больше не соберем вместе и такую муку, и такую воду, и такой огонь, – напомнил Славка. – Муку- то мы всю на эту ковригу извели.
– Ты иди, – предложил Гунар. – Иди, разберись, что они там придумали. А мы будем печь хлеб.
– Они прекрасно знают, что мы не бросим хлеб недопеченным… – я и вздохнула, и засопела, и головой помотала, но ничего умного в эту самую голову не шло.
– Или ты отдашь мне желудь, или погибнешь вместе со своим хлебом, я в последний раз тебя предупреждаю…
– А вот любопытно, почему она вдруг называет желудь сгустком силы, – поинтересовался Гунар.
– Это что, у них там есть еще и средоточие силы… Эй, Кача, а в самом деле! Почему он так называется?
– Ты не знаешь? Этот отзвук до тебя не долетел? – спросила она, и в голосе было удивление.
– Ну, допустим, я кое-что знаю…
Ответа я не дождалась. Вдруг что-то тяжелое грохнуло в стену. И еще, и еще!
Таро настолько перепугался, что прижался к ноге и замер.
– Что за сволочь сюда ломится?! Сейчас как дам меж рог! – внушительно рявкнул Славка. Снаружи негромко рассмеялись – и редко доводилось мне раньше слышать такой зловещий смех.
– Щас! – с этим боевым воплем Славка, уже занеся дубинку, вмазался в дверь – и отлетел.
– Черт, ее снаружи закрыли!..
Гунар отжал оконную ставню, которая снаружи замыкалась на крючки, и выглянул.
– Закрыли? Корягой завалили!
Тут и в ставню влетела коряга, за ней – другая.
– Плохо дело, – сказала я. – Мужики, мы в ловушке. Надо уходить через чердак и крышу. Они не так скоро завалят дом до самой трубы.
– А хлеб?
– Хлеб?..
Оставалось лишь вздохнуть.
А за стеной опять засмеялись.
– Вот именно, хлеб! – послышалось оттуда. – Из-за хлеба они выжигали наши леса! Ну, а теперь наша взяла! Не будет больше на этой земле расти хлеб!.. Где Тоол-Ава? Вперед, вперед…
– Вы, пришельцы! – загремел грубый голос, уже не женский, а какой-то звериный. – Мы отпустим вас, если вы отдадите нам этот хлеб. И мы сожжем его! А вы ступайте куда хотите.
– Струхнули! – обрадовался Славка. – Значит, в нем действительно есть сила!
– Сила-то в нем есть, – согласился Гунар. – Видел, как он светился, когда в печь кидали? А что теперь с нее толку?
Он сел на скамью и пригорюнился.
– Ни фига! Пробьемся! – я как можно сильнее хлопнула его по плечу. «Пробьемся» – это была наша вечная присказка в последние годы. Но Гунар, который обычно от такого удара вскакивал и ругался, еще больше сник.
– Как жаль… – сказал он. – А я-то надеялся…
Мы переглянулись.
Вид у Гунара, надо сказать, был самый похоронный.
При всем своем живом характере, при всей своей безалаберности по мелочам и глубинной надежности, мой фотокор был уникальным пессимистом. Его всякая мелочь могла на полдня выбить из колеи. Был даже случай, когда он рыдал на моем плече…
Сейчас у него слез не было. А только затравленный взгляд.
И я по-настоящему поняла, что он имел в виду, говоря с тоскливым сожалением, что не может уйти. Одинокий человек с его характером, живя в нашем благословенном государстве, давно бы повесился, и это не моя клевета – это статистика утверждает. Гунара держали четверо детей и тот пятый, кому пора было появляться на свет. Гунар избегался по халтурам, наслушался дома воркотни – и он просто безумно устал…
– Пробьемся, – повторила я. – Прилетит Ингус, вытащит нас отсюда. Где его, в самом деле, носит?
– А хлеб?
– Нельзя бросать хлеб, – вполне серьезно подтвердил Славка.
Мой эскадрон поверил в новую магию куда сильнее, чем верила я сама. Конечно, и тесто светилось, и
