– Это кто еще такие? – изумился Гунар.
– Откуда я знаю! Заходим слева! – я побежала первой.
Ясно было одно – эти мальчишки, дядьки и девушка помогают нам удержать Ав в ночном лесу и загнать их к кромлеху.
А небо уже посветлело!
Мы гнали их наугад, мы шумели, как буйнопомешанные, лупили палками по стволам, Славка даже стрелял наугад, хотя и рисковал попасть в наших неожиданных союзников. Мы растянулись цепью, чтобы видеть каждое дерево, и как только к древесному стволу прижималась темная лохматая фигура – мы кидались туда, не давая Аве уйти дорогами нижнего мира.
Я подскочила к толстой, причудливо крученной сосне как раз вовремя.
Ава обернулась.
Это была Кача.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.
Кача сунула руку в меховую сумку на боку, достала сжатый кулак, протянула ко мне. Пальцы чуть приоткрылись. Блеснуло…
Она уже предлагала мне это однажды.
Пальцы приоткрылись еще больше.
На ладони у Качи лежала большая монета. Пять франков с портретом Наполеона. Но зачем бы ей предлагать мне использованную монету? Ведь еще летом двенадцатого года Авы похитили ее из баронской усадьбы!
С большим трудом и очень медленно до меня дошло – они так и не вынули из монеты чек на пять миллионов франков! Они даже не знали, что этот чек уже много лет как недействителен! Вот если бы они успели с ним попасть в Париж до октября двенадцатого года – тогда другое дело. А когда стало известно, что Наполеон увяз в России, тем более – когда французская армия вышла из москвы, тогда уж бумажке с его подписью была грош цена.
Кача хотела откупиться от меня пятью несуществующими миллионами.
Я помотала головой. Даже за настоящие миллионы я не пропустила бы ее в нижний мир.
Азарт погони владел моим эскадроном и мной, веселый и жестокий азарт. Мы не знали, удалось ли спасти то Дитя-Зеркало, которое они отравили свободой в двенадцатом году, но ведь могло родиться еще одно! Авам следовало погибнуть, всем до единой! Они сделали все, чтобы накликать на себя погибель, они же никого не щадили!..
И тут я вспомнила…
Со вздохом сделала я шаг назад, и другой, и третий, давая Каче возможность приникнуть к дереву. Это было не милосердие – это была справедливость.
Нас обожгли одни и те же синие глаза, мы обе спасли от смерти одного и того же человека. Только я любила его, а она лишь была готова его полюбить.
Уже наполовину слившись с сосной, Кача обернулась.
И бросила монету.
Пятифранковик, из-за которого было столько суеты, ушел в сугроб.
А ведь она была уверена, что рассталась с сокровищем…
Вслед за ним полетела в сугроб и костяная челюсть.
– Хейя, хей! – совсем рядом завопил Гунар.
– У-лю-лю-лю-лю! – отвечал ему с другой стороны индейским воплем Славка.
Мы выбежали к кромлеху одновременно с Авами.
Еще какие-то люди, чьих лиц мы не видели за деревьями, теснили их к орудию правды.
Они сбились у камня, вопя и проклиная все на свете.
Тут первые лучи солнца коснулись камней – и я ощутила дрожь воздуха.
– Чуете? – шепотом спросила я Гунара и Славку.
Сквозь нас шли мощные волны, и они внушали ужас!
– Подальше от камня! – крикнули нам из леса.
Славка, держа под прицелом Ав, отступил к деревьям последним. Рассветное солнце освещало кромлех – и он наливался силой, незримые лучи его силы били в орудие правды, и оно отвечало ровным гулом.
Авы тихо завыли, опускаясь наземь возле орудия правды, зажимая руками уши. Их кожаные рубахи и плащи таяли, расползались, съеживалась плоть, исчезали пышные волосы. Солнце поднималось – и вдруг нам стало ясно, что их предсмертный ужас как-то сразу окончился. Сидя на земле, Авы подняли головы, посмотрели друг на друга, не узнавая, и понемногу стали подниматься. Солнце поднялось еще выше – и осветило кучку бормочущих древних старух в их подлинном, весьма неприглядном виде. Они бубнили себе под нос каждая свое, топтались вокруг камня, и не понять уж было, где тут грозная Тоол-Ава, где суровая Поор-Ава, где красавица Наар-Ава…
– Такими они останутся навсегда, – прошептал Ингус. – Орудие правды лишило их лжи, а они ведь только ложью и держались.
– Что с ними теперь будет? – отвернувшись от кромлеха, спросила я.
– Не знаю, – честно сказал он. – Уж как-нибудь доживут свой век. Найдутся добрые люди, будут подкармливать…
– Их только восемь, – сказал Славка. – Одна куда-то подевалась. Вот черт, проворонили!
Из-за деревьев по ту сторону кромлеха вышли люди. Две компании. Та, где были красивая девушка и мастиф, и другая – чисто мужская, ее возглавлял парень в пятнистом комбинезоне. Никого из них я раньше в глаза не видывала. Что их привело сюда и заставило принять участие в этой охоте – понятия не имела.
Мы не знали, какие лучи хозяйничают теперь в середине кромлеха, и боялись пойти друг дружке навстречу.
Но мы помахали им руками. Это было и приветствие, и прощание. Дело мы сделали, пора нам расставаться…
Они отступили в лес.
– Кто это был? – тормошил меня Славка. – Нет, ты мне скажи, кто это мог быть? И как они сюда попали? Как они догадались? И им-то что Авы сделали?..
Я и сама не могла понять. Какой нормальный человек будет в ночь равноденствия слоняться вокруг старого кромлеха с оружием? И вдруг осенило!
– Все очень просто! – я, как ни старалась, не могла скрыть торжествующей улыбки. – Очень просто, Славка! Это были другие эскадроны!
Глава тридцать первая, о куске хлеба
Исхлестанный ветками на крутых поворотах и поцарапанный пулями на излете, эскадрон без особых сложностей в очередной раз ушел от пруссаков и еще долго скакал неведомыми дорогами. Хорошо хоть, сразу догадались взять на коней свою домашнюю скотинку – Инциса и Кранциса, чего-то не поделивших с цыганятами и увязавшихся за всадниками.
Наконец всадники успокоились, пустили коней рысью, съехались поближе и стали обсуждать горестную свою планиду.
Не вовремя и некстати взялись они на этот раз помогать местным жителям… Но и спокойно смотреть, как разоряют хутор, как забирают даже зимнюю одежду, они не могли. Крестьянские мешки с зерном и кадушки с маслом отбить удалось, но никому и в голову не пришло ухватить с телеги хоть ковригу хлеба. А благодарные хозяева хутора, поскорее выпроваживая спасителей, тоже как-то не сообразили…
Допустим, коня можно, стреножив недоуздком, пустить на ночь попастись, а человеку каково? Да и непонятно, с которой стороны ждать нападения. Хорошо хоть, кибитка укрыта в безопасном месте.
– Утро вечера мудренее, – решил Сергей Петрович. – Наладим какой ни на есть бивак, переночуем, там видно будет. Авось не отсыреем…
Но тут Фортуна сжалилась над эскадроном – Мач узнал окрестности. Неподалеку за лесом были немалые луга, на которых косили сено для баронских хлевов и конюшен. Там же и сушили, там же и сбрасывали в большой высоченный сарай, чтобы по зимнему пути вывозить на санях, когда потребуется. Благо летом каждая лошадь и каждый час на счету, а зимой съездить за сеном, пусть даже господским, – одно
