сломанные вещи. Тут два пути: или срочно в ремонт, или – в помойку. Простите, а дома вас разве искать не будут?
– Не будут. Меня искать некому! Жена у меня бывшая, с дочкой живет в Финляндии. Она себе финика нашла, пока я в командировке полгода был. Я сначала хотел упереться и дочку у нее отвоевать, но потом решил наши правила российские не ломать. У нас ведь дети с матерью чаще остаются. И дочка любит ее. Мать она хорошая. А в том, что меня разлюбила, я ее не виню. Дома меня все время не было, а если и был, то в спящем виде. Денег тоже не хватало. А этот ее Мартин – бизнесмен. Свой дом, две машины, ну и прочая лабуда, без которой вы, женщины, жить просто не можете...
Лариса хотела возразить ему, что не все такие, но осеклась: как-то это было бы не скромно с ее стороны делать заявления вроде «я не такая, я жду трамвая».
Весь вечер Лариса мучительно думала о том, как она будет укладывать спать этого хоть и приятного во всех отношениях защитника, но все же чужого ей человека. Да еще, как назло, двери в комнаты у нее отсутствовали, наличествовали только модные когда-то арки. Мода на них прошла, и вот тот случай, когда было бы неплохо иметь нормальные двери, за которыми можно укрыться от посторонних глаз. И кто думал, что в ее доме вдруг заведутся эти самые посторонние глаза?!
За чаем и позже перед телевизором она не переставала думать о том, как ей будет спаться сегодня под присмотром этого подполковника Таранова.
А он вел себя так, будто всю жизнь провел в этом доме со смежными комнатами, с арочными проемами вместо дверей, и на мягких лапах ходил на кухню за чаем, а потом тихо-тихо в туалет, совмещенный с ванной. И это его спокойствие, наконец, передалось и ей. А когда поздно вечером к ней пришли Катя с Лешкой, который держал под мышкой коробку с новым замком, она была такой, какой ее видели всегда, – раскованной, смешливой, уверенной и... защищенной. И Таранов всем понравился. Катя незаметно от мужиков показала ей под столом большой палец правой руки. Лариса от такой похвалы даже покраснела. Черт возьми, а ей приятно было, что Таранов так приглянулся ее друзьям! Ну и что, что он тут по делу, можно сказать – по долгу службы! Но он без галстука и даже без тапочек. И ходит тихо, как кот на мягких лапах.
Закрывая двери за соседями, Лариса напомнила Кате про больничный, который та обещала достать подруге.
– Помню! Будет тебе больничный! – Катя еще раз потихоньку показала Ларисе большой палец. – Во мужик! – сказала шепотом.
– Да иди ты уже! Это операция!
– Ага! Операция «Ы»!
– И другие приключения Шурика! – завершил их диалог Таранов, внезапно возникший в дверном проеме, подобравшись неслышно на мягких лапах. И все дружно расхохотались.
– О какой операции «Ы» речь шла? – спросил Олег, едва закрылась за гостями дверь.
– Я сказала, что вы у меня тут не просто так! Что у нас операция!
– Лариса, а давай на «ты», а?
– А давай! Только если мы перейдем на «ты», вы не перестанете заниматься моим делом?
– Нет, конечно! Я буду заниматься им с удвоенной силой! – Таранов дурачился, и Ларисе было это приятно.
Она поймала себя на мысли, что ей в нем нравится все. Бывает так, что понравится человек, но что-то смущает. Несущественное, самое мелкое, с чем можно мириться, но все же. А в Таранове ее ничего не смущало, и это ей нравилось. Хорошо бы и он так же ее воспринимал. Но этого не узнаешь. А хо-о-о-о- чется!
И тут он вдруг спросил:
– Лар, – хорошо назвал ее, ей так очень-очень нравилось, – Лар, а ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Нет, не верю! – Лариса хитро улыбнулась. – Я больше верю во влюбленность с первого взгляда. А любовь – это совсем другое. Мне кажется, что она должна приходить к людям тогда, когда между ними есть притяжение, влюбленность, дружба. Притяжение постепенно переходит в головокружение, и как молнией в темечко: а ведь тебе не хочется без него жить, скучно без него, одиноко, пусто. В общем, на мой взгляд, не любовь приходит, а происходит вхождение в любовь.
Таранов внимательно слушал ее, улыбался.
– Ну вот, скажешь, что я тут целую философию развела!
– Нет-нет, что ты! Наоборот, мне очень интересно, как ты это понимаешь. Мне неведомо, как это происходит у женщины. Ты согласна, что мы разные?
– «Мы» – это ты и я?
– Нет! «Мы» – это мужчина и женщина.
– Ну да, конечно, разные.
– Ладно, Лариса, я думаю, мы еще поговорим о том, какие мы разные. Ты извини, но я жутко спать хочу!
– Ну вот, а обещал как пес сторожевой у двери сидеть!
– О-о, об этом ты и не переживай! Я сплю вполглазика уже много лет. Я так понял, ты на больничном?
– Почти. Считай, что да, но с легким обманом. Нет, мне утром было очень плохо, и Катя просто предложила отлежаться дома, а больничный, настоящий, она достанет: у нее приятельница в нашей поликлинике. Просто возьмут мою карточку и выпишут этот документ. Почти честно, только без моего присутствия. Мне ведь и в самом деле плохо было. Это сейчас я отошла.
– Ну и хорошо! Стелите, хозяюшка! А я с вашего позволения в душ!
Лариса стелила Таранову постель в проходной комнате и мурлыкала под нос что-то милое. От утреннего душевного раздрая не осталось и следа. Наоборот, было спокойно и хорошо.
Потом она ушла в кухню и, когда в ванной скрипнула дверь, крикнула Таранову:
– Я постелила вам... э-э-э... тебе... на диване!
Пока она полоскалась под душем, ее охранник нырнул под одеяло и погасил ночник над диваном. Лариса на цыпочках прошла мимо него в спальню. Таранов сопел, и Лариса усомнилась в том, что он проснется, даже если кто-то на коне мимо проедет. Одно успокаивало, что первым на глаза ночным незваным гостям, если они снова явятся в дом, теперь попадется не она, а он!
Лариса, как ни пыталась, уснуть не могла. Ей все казалось, что кто-то ходит по лестнице за дверью. Она прислушивалась, вся превращалась в слух, и временами ей казалось, что в замочной скважине скрипит, проворачиваясь, ключ.
Так она промаялась до глубокой ночи. Ей очень хотелось встать, пойти в кухню, включить свет, врубить чайник и пить обжигающе горячий чай, глядя в темноту ночи, которая разлита за окном.
Но она не хотела тревожить Таранова и все лежала и лежала без сна, слушая темноту и тишину, в которой улавливалось его дыхание.
Наконец, почти не дыша, стараясь не скрипеть пружинами неновой тахты, Лариса встала и тихонько пошла на кухню. Она уже почти скрылась в прихожей, когда Таранов шевельнулся на диване и совсем не заспанным голосом спросил:
– Лар, не спится?
– Нет. – Лариса вздрогнула от неожиданности. И голос у нее дрогнул. – Разбудила? Извини... Мне чаю что-то захотелось.
– Я же говорил тебе, что сплю чутко. – Таранов шевельнулся, и диван угрожающе заскрипел под ним.
Лариса остановилась на пороге. Идти одной пить чай – неудобно. Позвать Таранова – так ему надеть нечего. Ну не в трусах же ему с ней сидеть на кухне.
Он как будто услышал ее мысли и сказал:
– Хочу с тобой чай пить, но... не во что одеться! Разве что как Аполлон. Или кто там из античных-то в одеяло завернут? – Таранов встал, закрутил одеяло вокруг себя, ловко закинул уголок через плечо. – Ну как?
– Как Аполлон!
