Потом они пили чай, и Ларисе страшно хотелось, чтобы он плюнул на все условности и поцеловал ее и чтоб после этого отступили все неудобства первого дня. А он просто пил чай, и говорил с ней о чем-то несущественном, и не торопился целоваться.
Странно, она впервые в жизни хотела резкого развития отношений, а он тянул резину. Наверное, она не нравилась ему. Потому что если нравилась бы, то, согласно его теории, он должен был просто взять ее на руки, отнести на свой скрипучий диван и, наврав ей с три короба про неземную любовь, получить то, что хочет получить мужчина от понравившейся ему женщины.
И у нее все было бы вопреки собственной теории о том, что сначала влюбленность, симпатия, дружба и лишь потом – все остальное. Но вот как-то разошлись теория с практикой.
– Ну ладно, Олег Васильевич, – Лариса отнесла в мойку чашки, – теперь я, кажется, усну. Чего и тебе желаю.
Таранов пошлепал за ней, выключил свет на кухне, и квартира погрузилась во тьму. Вот тут по закону жанра он и должен был сделать только один большой шаг в ее сторону, и она бы не стала сопротивляться, потому что Таранов ей очень нравился и глупо было бы отбиваться от его поцелуев.
Но он не сделал этого большого шага и, кажется, еще больше отстал от нее, и, засыпая, она слышала, как он крутится на скрипучем диване и вздыхает, как уставший вол.
Лариса спала крепко, и ей ничего не снилось. А проснулась она оттого, что ей было очень тяжело – будто на нее навалилась бетонная плита. Открыла глаза и не сразу поняла, что возле ее головы лежит большая тарановская голова, под шеей – его левая рука, а правая нога закинута поверх одеяла на нее.
«Вот это номер! – подумала Лариса, потихоньку вылезая из каменных объятий подполковника Таранова, который едва не задавил ее. – Интересно, у нас что-то было? И вообще, что это было?!!»
Стоило ей шевельнуться, как Таранов встрепенулся, открыл один глаз и встретился взглядом с Ларисой.
– Доброе утро! – прохрипел он.
– Привет! А ты как тут оказался? – Лариса не притворялась. Она и в самом деле не слышала, как Олег пришел к ней.
– Я замерз. И еще... Твой диван как двугорбый верблюд, на нем невозможно спать!
– И это все?
– Все. А что, этого мало? – Глаза у Таранова смеялись. – Лара, ты прости меня, мне ночью, когда мы чай пили, показалось, что ты сама хочешь более близких отношений, но я не решился что-то сделать. Если хочешь знать – банально испугался. Вот, думаю, пристану и по морде получу. Да еще и выгнать могут на ночь глядя. А потом, когда лежал и не мог уснуть, я спросил себя: тварь я дрожащая или человек?! И я пошел к тебе. А ты уже спала.
– И ты просто пристроился рядом, да? Без всякого спроса!
– Я спрашивал! – сказал Таранов серьезно, правда, глаза у него смеялись. – Я спрашивал, чесслово! Но ты не отвечала. А громче я спрашивать побоялся, чтоб не разбудить, и я... вот... Ну, в общем, взял да и лег рядом. Но я уже встаю! Можно сказать, что я тебе совсем не мешал!
Весь день они смеялись, сталкиваясь взглядами. И Таранов не узнавал себя: он стал разговорчивым, даже красноречивым, он со слоновьей элегантностью ухаживал за Ларисой.
Ближе к вечеру Таранов вызвался сходить в магазин за продуктами, и, пока он отсутствовал, Лариса заскочила к Кате, пересказала ей коротко события минувшей ночи.
– Иди ты! Лар, я так рада за тебя!
– Чему?!! – Лариса рассмеялась. – Хотя мне приятно. И пусть все идет как идет!
– А как долго он у тебя будет... жить, охраняя тебя?
– Не знаю, он сказал, что может и неделю... Ты мне больничный принесла?
– Ага! На неделю. Он уже закрыт, так что пользуйся и ни о чем не думай! Вернее, думай только о приятном.
– Кать, я ведь вчера была готова ко всему, так он мне понравился, а он... спать залег. А утром я проснулась с ним в одной постели. И при этом у нас с ним ни-че-го не было! Ты в это веришь?
– Тебе – верю! Кто б другой, вернее, другая рассказывала – не поверила бы! А тебе – верю!
Таранов приволок из супермаркета два пакета продуктов. И какие это были продукты! Лариса на свою учительскую зарплату
Таранов выкладывал на стол все эти баночки и пакетики и в конце выставил бутылку коньяка.
– Ну вот! Будем отмечать мой отпуск!
– Как отпуск?!
– Так отпуск! Признаюсь, я не просто так остался у вас... э-э... у тебя!.. вчера, Лариса Михайловна, и сегодня не пошел на работу. Каюсь, обманул! Нет у меня такой оперативной работы, при которой я могу себе позволить подобные ночевки у граждан, обращающихся за помощью. Тут дело в другом. Тихо! Не перебивай... те, не перебивайте, пожалуйста, я и сам могу сбиться! В общем, вы... ты... Да, ты! Ты мне очень понравилась. Просто я сразу не сказал, что я в отпуске...
– Значит, ты... вы, Олег Васильевич, моим делом заниматься не будете? Вы еще не забыли про моего Шурика?
– Да бог с вами, разве ж его забудешь?!! Нет, я не отказываюсь! Просто я еще не придумал, как лучше его тряхнуть.
Лариса смотрела в одну точку, куда-то за левое ухо Таранова, который сидел напротив нее за столом.
– Знаешь, мне ничего так не жалко, как эту бабушкину икону. Не жалко даже себя. Хотя должно быть жалко! Потому что я ведь не просто так с ним была. Я ему верила. И любила. А сейчас во мне отвращение ко всем мужикам на свете!
– И ко мне? – Таранов нежно погладил ее руку.
– К тебе – нет. – Лариса перевела свой взгляд на него.
Она прислушалась к себе. Хотя могла бы и не прислушиваться! Она и так это сразу поняла.
Вчера у него были усталые глаза, – Лариса хорошо это запомнила. А сегодня они совсем другие – веселые. Она так ему и сказала:
– У тебя сегодня глаза веселые.
– Я знаю. Просто мне хорошо и спокойно. И у меня первый раз такой отпуск.
– Какой «такой»?
– Такой. Без чемоданов и утомительной езды. Хотя ехать все же придется...
– Куда?
– Надо съездить домой и привезти сюда кое-что. Я ведь не могу целую неделю, как Аполлон Бельведерский, в одеяле...
Лариса улыбнулась, вспомнив, как накануне Таранов выступал в этой роли.
– Ты ведь не передумала проводить операцию «Ы» с целью выявления всех приключений нашего Шурика?
– Нет! Я буду только рада, если ты серьезно им займешься.
– Тогда я уехал, а когда вернусь – будем ужинать и все-таки отметим начало моего отпуска!
Лариса видела в окно, как Таранов открыл свою машину, на скорую руку протер боковые стекла тряпкой. Потом поднял глаза, нашел Ларисино окно, и ее в нем увидел, и помахал снизу.
У нее сердце екнуло. Она, правда, тут же себя поймала на мысли: «А не часто ли оно у тебя, девушка, екает?!» И сама себе ответила:
– Не часто!
А если это дар такой у нее – радоваться другому человеку до головокружения?! Ну, бывает, что и обманывается, как это с Шуриком случилось. Так ошибок не совершает тот, кто ничего не делает! А Шурик... Ну а что Шурик?! Правильно Катюня сказала: «Перешагни и забудь! Да, обидно! А ты думай о том, что на пути твоем случился подонок, и радуйся, что он не задержался в твоей жизни!»
Настроение у нее было просто праздничное. Она готовила ужин, и напевала себе под нос, и разговаривала сама с собой. И ждала Таранова. А он все не ехал и не ехал.
