33
ЗОЯ
Бывают такие сонные дни, когда ничего не хочется делать, даже читать. А только свернуться калачиком на диване, укутаться теплым, пушистым пледом под шелест дождя за окном и то ли дремать, то ли думать.
И слушать, как стучится в мир ее маленький сынок или дочка (она не стала делать УЗИ), бьет крохотными пяточками, а может, кулачками. И улыбаться таинственной улыбкой Моны Лизы. Теперь-то Зоя не сомневалась — она была беременна, Мона Лиза, и улыбалась, слушая, как стучится в мир ее дитя.
Однажды в маленькой церкви возле смотровой площадки, куда она теперь захаживала во время своих прогулок, Зоя встретила старушку. Такую ясную, светлую, что невольно загляделась, спеша напитаться исходящей от нее ласковой чистотой.
— Славь Господа, милая, — сказала старушка. — За то, что дал тебе так много. А то ведь мы, неблагодарные, все только сетуем да клянчим, а тому не радуемся, что имеем…
«А потерявши, плачем», — думала Зоя. Но это не про нее, она больше не плачет — ей действительно много дано, так много, спасибо, Господи. Уютный дом и сытный стол. И работа, которая нравится и полностью ее устраивает. И ребенок (главное, конечно!), ее сынок или дочка. И мама, с которой теперь полное взаимопонимание. И Кира Владимировна, умная, тонкая, ее ангел-хранитель. И Игорь Романович, и даже собака Нора — хитрая сводня, принявшая на себя роль судьбы. А разве можно уже говорить о судьбе? А разве нет?
Она хотела верить этому и боялась, что все придумала и про себя, и про Игоря Романовича, и про то нежданное, будто бы родившееся между ними, — так страшно было спугнуть это лишним словом, неосторожным движением.
— Ты еще найдешь свое счастье, — обещала ей Кира Владимировна.
А как узнать, что это именно твое, не спутать с другим? И где оно прячется? Как его найти, счастье?
Может, это кошелек, случайно оброненный, с чужими деньгами? Но разве ей нужны чужие деньги, за которые придется платить душой и телом? Нет, деньги, конечно, нужны, никто не спорит! Но при условии, что есть свои собственные, достаточные для достойной жизни, чтобы не попрекнули куском под горячую руку.
А может быть, счастье находят, как белый гриб? Красавец великан на полкорзинки, с могучей бороздчатой ножкой и зажаристой замшевой шляпкой, с лесным терпким духом. И долго потом вспоминают, не в силах поверить, что, поди ж ты, у самой тропинки — и такой огромный, и именно мне это чудо!
Ау, Зоя! О чем ты бредишь? Здравствуйте, я ваша предродовая горячка…
А вот мама считает, что счастья искать не стоит, ибо найти можно только приключение на свою сами знаете что. А истинное счастье случайно. Просто надо открыться ему навстречу. А на ловца и зверь бежит.
Вот она, Зоя, искала счастье, всю жизнь боролась. Сначала за Лешку, потом за Леню и вот, наконец, за Артема. Прокладывала дорогу грудью. В царство любви. И что из этого вышло?
Может, Игорь Романович и есть ее случайное счастье? Зовет, стучится, а она не слышит?
Нет, не так. Она слышит, но не верит, боится новой ошибки. Но похоже, Игорь Романович боится ее еще больше. Одинокий мужчина с омытым слезами сердцем. Где-то она прочитала, что мужчины плачут сердцем. Вот это про него, про Игоря Романовича. Нельзя, конечно, строить отношения на жалости. Но ведь она лишь недавно узнала, что его сердце омыто слезами. Во время долгих прогулок с Норой, когда они поведали друг другу подробности своей жизни — все как есть, без утайки.
Когда еще ей было так спокойно, так безмятежно? Когда еще она чувствовала себя такой защищенной? Наверное, только в детстве, за маминой надежной спиной. Он помнил, в какой день ей надо показаться врачу, — не мама, не Кира Владимировна, а он, Игорь Романович. Снабжал ее журналами, книгами и кассетами для будущих матерей и даже лечил от простуды. Чуть при этом не уморив…
Сначала он напоил ее соком редьки. И Зою так выворачивало, что она чудом не потеряла ребенка, а бедный Игорь Романович едва не наложил на себя руки. Потом, когда Зою замучил насморк, он закапал ей в нос сок алоэ, чтобы в своем интересном положении она не травилась лекарствами. Но лучше бы она отравилась, честное слово.
Оказывается, листья алоэ надо было сначала несколько дней подержать в холодильнике и только потом отжать сок и развести его теплой кипяченой водой.
— Игорь Романович, — сказала она сквозь слезы, вновь обретая способность изъясняться членораздельно. — Вы могли бы извести меня более гуманно.
— Зоя! О чем вы говорите! — вскричал потрясенный результатом своих экспериментов травник (от слова «травы», конечно, не от глагола «травить» — хотя корень-то один!). — Вы самое дорогое, что есть у меня на свете! Вы и ваш ребенок… и Нора, — добавил он, будучи человеком справедливым.
Зоя молчала.
— Вы не хотите об этом говорить? — огорчился Игорь Романович.
Она хотела, только об этом и хотела говорить. Но боялась. Боялась. Да и не знала, что сказать. И не в таком же состоянии объясняться — в слезах, в соплях, с распухшим носом. Хорошо еще, не описалась. В эксперименте с редькой это с ней чудом не произошло.
Вообще эта напасть, приключающаяся с ней в последнее время с завидным постоянством, очень Зое не нравилась. Эдакий писающий мальчик. Писающаяся по любому поводу девочка. Джульетта, чудом дотянувшая почти до сорока, правда, страдая от недержания мочи, но зато трепеща от любви… Неужели это отныне ее участь? Не может быть!
В общем, не получилось у них тогда разговора. Но простуду — усилиями Игоря Романовича или без оных — Зоя одолела. Правда, он предлагал еще промыть нос раствором морской соли, но Зоя вежливо отказалась.
…Новый год встречали все вместе — Ольга Петровна, Кира Владимировна, Зоя и Игорь Романович с Норой — главным, между прочим, действующим лицом. Год наступал собачий, и без Норы было никак не обойтись. Она свою значимость прекрасно осознавала и заняла самое почетное место — плюхнулась под огромной, в потолок, живой елкой.
Елку купил Игорь Романович. Правда, привезли и установили ее совсем другие люди, но наряжал лесную красавицу он сам и с задачей справился превосходно. Ну а уж хозяйки взяли на себя стол и, надо отдать им должное, в грязь лицом не ударили. Тем более что у Зои в преддверии новогодних торжеств прекратился токсикоз, а какая это радость и какое невероятное облегчение, может понять только посвященный — словами не передать.
Когда кремлевские куранты пробили двенадцать, а пробка ударила в потолок, когда грянул гимн и в хрустальных бокалах заискрилось шампанское, все загадали желание — каждый свое и, бывают же на свете странные совпадения, одно на всех. И в общем-то никто особо не удивился, когда желание это, многократно усиленное и подхваченное новогодним волшебным вихрем, взметнулось к горним вершинам и, одобренное, спустилось тихо на крыльях ангелов. Правда, почему-то под звуки государственного гимна, а не под тихий перезвон серебряных колокольчиков, но какая разница, под какой аккомпанемент приходит счастье?
— Зоя! — Игорь Романович поставил на стол пустой бокал и достал из кармана маленькую темно- зеленую бархатную коробочку. — Я уже не мальчик…
— Кто скажет, что вы девочка, — нервно хихикнула Зоя, — пусть первым бросит в меня камень…
Но мать и Кира Владимировна взглянули на нее, как две очковые змеи, и Зоя прикусила язык.
— Я отдаю себе отчет, — нашел в себе силы продолжить Игорь Романович, — что такая молодая и красивая женщина, как вы, вряд ли воспылает ко мне пылкой страстью. Но мне кажется, мы могли бы составить хорошую пару. Я… люблю вас. Я люблю вашего ребенка и обещаю стать ему настоящим отцом.
«Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…» — крутилась в голове дурацкая фраза.
— Я обещаю обеспечить вам достойную жизнь, — продолжал между тем Игорь Романович. — И
