сделаю все возможное, чтобы вы были счастливы. Чтобы мы все были счастливы, — поправился он. — Мы все. Я прошу вас, Зоя, стать моей женой. И прошу вашей руки у… ваших мам.
В установившейся благоговейной тишине он поклонился и передал коробочку Зое. Она протянула руку, принимая подарок, и все увидели, как дрожат ее пальцы.
В коробочке, на белом шелке, лежало золотое кольцо с прозрачным камушком.
— Надень! — хором сказали «мамы».
Зоя исполнила приказание, и прозрачный камушек стрельнул острым синим лучом.
— Я уйду с работы! — рванула тельняшку Ольга Петровна. — А летом буду жить на огороде с ребенком.
— Ну как же это — жить на огороде? — заволновался Игорь Романович.
— Да это ж только так говорится! — поспешила успокоить его потенциальная теща. — У меня там райский уголок, хоть и шесть соток. Вот Кира знает!
— Знаю, знаю! — истово закивала Кира Владимировна. — Красота неземная. И лес кругом такой хороший, чистый, сосновый…
— И газ у нас теперь, и водопровод богатеи проложили. У нас там теперь кто только не живет! Ведь сорок километров от Москвы — каждая сотка на вес золота. Только врезаться — и все удобства в доме.
— Я возьму это на себя! — жертвенно произнесла Кира Владимировна. — Если в апреле начать, к лету все будет готово…
— И яблони у меня, и сливы, — загибала пальцы Ольга Петровна, — груша, вишни, малина, смородина, айва японская. Я тут джем сделала, мне одна рецепт дала…
— Зоя! — напряженно произнес Игорь Романович. — Вы не принимаете мое предложение?
За столом стало тихо, и Нора, задремавшая было под елкой, открыла глаза и подняла голову, недоумевая, что за волнение носится в воздухе? И даже ребеночек в животе у Зои (а это был сыночек Ленечка — уж мы-то знаем) нетерпеливо пнул ее пяточкой: мол, что же ты молчишь, глупая, играешь с огнем! Отвечай, когда спрашивают!
— А вы не станете поить меня соком из редьки? — лукаво поинтересовалась Зоя, прижимая ладонью драчливую пяточку.
— Да я и сажать-то ее не буду, редьку эту проклятую! — отчаянно возопила Ольга Петровна.
34
ВЕРА
«Так вот, значит, как это бывает, — думала Вера. — Приходит новый человек и заполняет тебя всю, целиком. Так плотно, что другому, прежнему, нет больше места. Отныне он чужой, как дальний родственник, факт некой связи с которым очевиден, но не обязывает к общению. А тем более к абсурдному желанию забраться к нему в постель».
Но к родству этому дальнему приговорены они с Лешей пожизненно — через Машку и Татьяну Федоровну. И все. Больше их уже ничто не связывает, разве только воспоминания, общее прошлое. А что такое прошлое? То, что прошло и никогда уже не вернется. Это она сейчас поняла точно. Про него-то, про Лешу, поняла уже давно. А вот про себя только сейчас.
Вера положила ключи на тумбочку в прихожей, вышла из квартиры и навсегда захлопнула за собой дверь.
За неделю до Нового года пришла телефонограмма из милиции, в которой ей, Вере Петровне Пинигиной, предлагалось явиться в отделение для дачи показаний в связи с уголовным делом по поводу похищенной у нее сумочки.
В милиции Вера нос к носу столкнулась с Сергеем. Они холодно поздоровались, и Вера хотела уже было легко и непринужденно взбежать по ступенькам, но споткнулась и, не подхвати он ее, непременно бы упала.
— Вы не ушиблись? — участливо спросил он, даже не стараясь скрыть усмешки.
Вера посмотрела на него так, словно он предложил ей немедленно заняться оральным сексом прямо здесь, на лестнице, и гордо удалилась, прихрамывая на еще не зажившую полностью после растяжения ногу и последними словами кляня себя за неловкость.
К своим первоначальным показаниям добавить ей было нечего. Да и что тут можно добавить? Рванули сумку, упала в лужу — вот и все показания.
От предложения опознать преступников она по тем же самым причинам решительно отказалась.
— Ну как же так? — возмутилась дознаватель. — Вот же в протоколе написано, что вы оглянулись на рев мотоцикла. Значит, могли что-то запомнить.
— Я действительно оглянулась посмотреть, что за идиоты гоняют без глушителя, — оправдалась Вера. — Но тот, который сидел спереди, был в уродском шлеме, а заднего я вообще не разглядела.
— Помогать следствию — ваш гражданский долг, — сурово напомнила дознаватель. — Много времени это не займет. Подождите за дверью, вас позовут.
Вера вышла в коридор и (кто бы сомневался?) увидела томящегося там Потапова. Скамья была одна, пришлось сесть рядом. А поскольку молчать было совсем уж нелепо, Вера спросила:
— Вас вызвали в качестве свидетеля?
— Ну что вы? — наигранно удивился тот. — Меня обвиняют в организации дерзкого ограбления.
— Да ладно вам, — поморщилась Вера. — Я давно хотела попросить у вас прощения.
— Неужели? — изогнул бровь Потапов. — И что же вам помешало?
— Ваша жена.
— Вы прекрасно знаете, что я не женат.
— Меня совершенно не волнует, кто хамит по телефону в вашем доме.
— Может, это Кеша снял трубку? — предположил Потапов.
— Ну естественно! — оживилась Вера. — Конечно, Кеша! Как это я раньше не догадалась! Он, видимо, в ваше отсутствие сбрасывает перья, бьется об пол и превращается в вульгарную тетку. Уж не в царевну, не обессудьте.
— Так это же моя тетка вам ответила! — догадался Потапов. — Она сейчас у меня гостит. Что же вы еще раз не перезвонили?
— Испугалась, — ядовито пояснила Вера. — В следующий раз она обещала лично перегрызть мне горло.
— Она, видимо, решила, что это Люда или Гелла.
— Кто?! — изумилась Вера.
— Ее дочь так зовут — Гелла. Но я здесь совершенно ни при чем, — открестился Потапов.
— Да-а, — насмешливо протянула она. — Семейка вурдалаков. Примите мои извинения. Привет тете.
Потапов промолчал, видимо, обиделся.
А на следующий день на работу Вере позвонил незнакомый мужчина и сказал приглушенным голосом:
— Вера Петровна? С вами говорит отец Димы Павлюкова.
— Какого Димы Павлюкова?
— Мальчишки, который по шалости сорвал вашу сумку.
— А-а. И чего же хочет ваш… шалун?
— Вы должны понять, что случилось недоразумение. Они бы бросили вашу сумку, но за ними погнался джип, и парни испугались. Мы приносим вам свои извинения. Не ломайте парню жизнь и заберите свое заявление. Вознаграждение я вам гарантирую.
— Если мне не изменяет память, ваш сын «пошалил» не только со мной. Это во-первых. А во-вторых, дело уже заведено, так что поздно вы обеспокоились судьбой вашего озорника. Раньше надо было воспитывать.
